Кейт потянулась за стаканом, чтобы скрыть боль, нахлынувшую при упоминании о песне, которую она пела для отца в последний раз, стоя у могилы. Тогда по ее лицу струились слезы, а остальные собравшиеся дружно сморкались в платки.
– Кажется, я совсем не даю вам есть, – извинился Митчел.
Кейт съела кусочек гребешка и чуть-чуть риса, чтобы выиграть время и немного успокоиться, но Митчел почти не коснулся еды. Кейт заметила, что для такого высокого человека, который, должно быть, уже успел проголодаться, он ел очень мало.
– Как только захотите продолжить... – поторопил он через несколько минут.
Его улыбка была такой заразительной, что Кейт улыбнулась в ответ и продолжала историю, почти забыв о давящей тоске, которую испытывала совсем недавно.
– Мужчина за стойкой поднялся и, вероятно, дал пианисту денег, потому что тот сразу заиграл «Дэнни-бой». И тогда незнакомец подхватил меня на руки, поставил на свой табурет и потребовал, чтобы все замолчали, потому что сейчас буду петь я.
Кейт снова помедлила, на этот раз потому, что старалась не хихикнуть.
– Вот так он и настал, мой звездный час. Я так нервничала, что пришлось сцепить руки за спиной, чтобы они не дрожали. А когда попыталась петь, из горла вырвалось нечто вроде кваканья.
– И на этом все кончилось?
– К несчастью, нет, – засмеялась Кейт, качая головой.
Митчел, которому не терпелось узнать, что будет дальше, попробовал угадать:
– Вам, наконец, удалось запеть громче и очень фальшиво? Его улыбка померкла при мысли о том, как в подобных обстоятельствах могут быть жестоки к маленькому ребенку люди, успевшие набраться.
Но Кейт снова покачала головой и приняла оскорбленный вид.
– Мой конец истории нравится мне куда больше.
– И каким же был конец?
– Собственно, как только я обрела голос, все было лучше некуда. К счастью, пока я пела, все молчали, а потом тишина продолжалась еще несколько секунд, прежде чем раздались аплодисменты.
– Громкие?
– Очень. Естественно, я посчитала это одобрением публики и принялась петь другую песню, уже более веселую, которая, как я понимала, покажет всем мое блестящее владение ирландским наречием. Когда я ее пела, кто-то дал мне зеленую шляпу гнома и игрушечную дубинку. И тут, как раз на последнем куплете... – она все-таки расхохоталась, – вошел отец. О Господи, что там началось!..
– Он, конечно, расстроился, – предположил Митчел, подумав про себя, что ее отцу совсем не следовало ругать девочку, раз она дала такое великолепное представление.
– Это правда. Он действительно немного расстроился, – подтвердила она, смеясь еще громче. – Видите ли, к тому времени как он пришел, я уже стояла не на стуле, а на барной стойке, чтобы все могли меня видеть. Нахлобучила зеленую шляпу, размахивала дубинкой и во весь голос распевала разухабистую песню «Собирайтесь все бродяги и прохвосты». На случай если вам она не известна, некоторые куплеты несколько непристойны, и я как раз дошла до одного из них, когда передо мной возник отец.