Так он, по крайней мере, чувствовал вчера. Но настал другой день, и безлунного света и музыки, без сочетания обстоятельств, которые сделали этот вечер абсолютно незабываемым, вполне возможно, что волшебство растает. Прямо сейчас Митчел вовсе не был уверен, чего хочет. С самого приезда брата и его семьи в Лондон Митчел временами ощущал, что становится мягче душой, и подобные эмоции казались ему чуждыми и раздражающими. Сначала до него достучался Уильям, потом он позволил тете Оливии пробраться к нему в сердце и даже пожал руку деду. И вот теперь в его жизни появилась рыжая ирландочка!
Погруженный в размышления, Митчел не сразу заметил очередной паром, идущий прямо к яхте, и, вместо того чтобы потянуться за газетой, схватил тост, оторвал кусок и бросил за борт. Чайки с криками ринулись на добычу. Он продолжал бросать куски поджаренного хлеба, на которые отовсюду слетались белые птицы.
– Леди и джентльмены, – прогромыхал голос капитана, – если вы поклонники кинозвезды Зака Бенедикта...
Митчел снова швырнул птицам корм, и они дождем посыпались с неба, оглушая туристов пронзительными воплями и пикируя вниз, подобно крохотным истребителям.
– Приготовьте камеры...
Митчел схватил остатки хлеба и медленно скрошил за борт. Лавина чаек жадно набросилась на добычу.
– Берегитесь чаек...
Митчел глянул на часы и отодвинул стул. Еще нужно успеть покидать в сумку кое-какие вещи на вечер. Защищенный от любопытных глаз стаями обезумевших птиц, он медленно пошел по палубе.
Темно-синяя багажная сумка Кейт, уже собранная и закрытая, лежала в изножье постели. Сидя на белой софе в гостиной, она лениво гладила Макса по голове, неотрывно глядя на сумку и пытаясь возродить эмоции, обуревавшие ее прошлой ночью, – эмоции, казавшиеся совершенно естественными и правильными и побудившие ее согласиться провести с ним ночь. Но утром все вчерашние переживания казались чем-то вроде приступа временного умопомешательства.
Как она обрадовалась, когда Митчел подошел сзади и сказал, что его брата зовут Уильям! Подумать только, она потеряла голову из-за мужчины лишь потому, что он неохотно согласился упомянуть о брате и его семье и перечислить языки, которыми владел. Полнейший абсурд!
Вероятно, на нее так повлияла обстановка, в которой они оказались, – обстановка в сочетании с его фантастической красотой и редкостным обаянием. Все это и сбило ее с толку, чего, очевидно, он и добивался. С самого начала вечера он и не пытался скрыть, что намерен уложить ее в постель.
«Страшно подумать, что вы могли бы стать монахиней... Я хочу быть уверенным, что мы с вами в одной команде... Но я намереваюсь уложить вас в постель...»