Я плотно задвинул дверь и медленно поднялся по лестнице.
– Давай чаю, бабушка, – сказал я.
– Умойся сначала, – ответила она.
Я равнодушно сполоснулся под умывальником. Бабушка поставила на низенький столик рисовую кашу с молоком.
– Я же сказал – чаю, – нахмурился я.
– Не выламывайся, ешь, – приказала она и скрестила руки впереди. – Мать приказала табак полоть.
– Я его не курю, – ответил я, ковыряясь ложкой в каше.
– Со мной ты бедовый, – сказала она, качая головой. – А перед отцом?..
Я промолчал и усердно стал есть кашу. Бабушка подставила мне и кружку чаю. Бабушкины глаза были блеклые, как ее старая синяя кофта, и добрые-добрые. Губы сжаты вроде сурово, но самые кончики вздернулись вверх. Сказать ей или нет, что ее японцы удрали? Лучше скажу после. Она расстроится. Все-таки крепко сдружилась с ними. Как вчера она их защищала! А они всех обвели вокруг пальца… И меня особенно… Эх, Сумико, Сумико! Я думал, что мы друзья… Я поднял глаза на деда, тяжело вздохнул и отвел взгляд. А может, вовсе и не Кимура поджег? Тогда почему все удрали? Если невиновны, зачем удирать?.. Эх, Сумико, Сумико!..
– Опять на целый день? – спросила бабушка.
– Есть дело, – ответил я, запивая кашу чаем.
– Какое? – подлез ко мне Юрик.
– Важное, – сказал я.
– Я с тобой! – запрыгал брат.
– Тебе нельзя, – сказал я.
Юрик сел у моих ног, и прозрачные живчики побежали из его глаз.
– Все мне нельзя, – причитал он, крутя кулачками в глазах. – Так у меня ноги не окрепнут.
– Не реви, – сказал я, морщась, и махнул рукой. – Обувай свои сандалии.
Юрик мячиком подскочил с татами. Он вмиг обул красные сандалии и зашлепал по лестнице впереди меня.
Я поймал брата за руку и повел на пожарище.
Головешки отливали на солнце синим цветом. По ним ходили два пожарника и милиционер. Они что‑то выискивали среди обгорелых досок. Если бы они знали, что наши соседи сбежали, наверное, перестали бы рыться в головешках. Надо искать Кимуру. Он выждал удобный момент, отомстил и ушел в море на шлюпке, захватив своих. Вот как мстить надо!..
– Видишь… – сказал я Юрику.
– Да, – ответил он и засунул палец в рот.
– Теперь иди домой, – сказал я, поворачивая назад.
– А ты?
– Я пойду искать тех, кто поджег дом дяди Рыбина.
– И я с тобой, – ответил Юрик, морща нос.
Я остановился, взъерошил ему пух на голове, крепко взял за руку и потащил вниз по дороге. Надо было б спуститься по обрыву – и быстрее к речке Мутной, которая впадала в море за городком, за правым краем волнолома, но с братом я побоялся идти по обрыву.
Мы с ним прошли под императорскими воротами. Здесь я на минуту остановился. Юрик заметил, что я пристально гляжу в землю. А я глядел на кривую тень арки-меча.