Конан пробирался на восход солнца от аргосских берегов, через Асгалун и Эрук, пышные и богатые города Шема. Путь его был долог и непрост, ибо сопровождался как кувшинами выпитого вина, так и разбитыми лбами всевозможных бездельников, то и дело натыкавшихся на кулаки киммерийца – в то время, как руки их тянулись к его кошельку. Тем не менее, Конан благополучно преодолел границу между Шемом и Тураном, и быстрый жеребец пронес его через пустынную местность, доставив к самым воротам Замбулы. Вскоре он добрался до широкого, мутного и быстрого Ильбарса, а переправившись через речной поток, миновал крупный город Самарру и через два дня достиг стен Аграпура, великолепной туранской столицы и резиденции владыки Илдиза Туранского.
Надо отметить, что в Замбуле, Самарре и Аграпуре с путником не случилось ничего примечательного – то ли по причине изрядно отощавшего кошелька, то ли потому, что в сих местах, где киммерийцу доводилось и разбойничать, и служить в войске, и плавать на галерах контрабандистов, он держался поосторожнее. Во всяком случае, он больше не сорил деньгами, не пил вино кувшинами и не затевал драки в кабаках – а, прибыв утром в Аграпур и сбыв жеребца на базаре, вечером уже покачивался на палубе пузатого купеческого барка.
Стояла самая середина жаркого туранского лета; море было тихим и спокойным, как пруд, слабый ветерок надувал паруса, и корабль неторопливо полз на восток, к Хаббе, влача в своих трюмах расписную посуду и сукна, амфоры с вином и кипы хлопка, бронзовые котлы и бухты пеньковых канатов, грубое парусное полотно, седла, кожаные ремни, сапоги и расшитые бисером туфли. Не самый пустяковый товар, но и не очень дорогой; однако вилайетские пираты не брезговали и таким. Памятуя про них, Конан спал в полглаза и все время держал оружие под рукой. Ему приходилось разбойничать и в этих водах, но, случись лихим вилайетским молодцам наскочить на купеческий барк, вряд ли они вспомнят былого сотоварища. Скорей всего, не раньше, чем он уложит половину этих ублюдков, – думал Конан, ухмыляясь про себя.
Но, против ожидания, плавание проходило спокойно, хотя пару раз на горизонте угрожающе вырастали мачты с прямыми парусами и хищные вытянутые корпуса пиратских галер. При виде их капитан неизменно приказывал поднять повыше флаг с каким-то странным вензелем, напоминавшим осьминога с растопыренными щупальцами, после чего галеры прекращали погоню. Конан, наморщив лоб, припомнил значение этого сигнала: мол, добровольный налог морскому братству уплачен.
Туранские купцы, его попутчики, тоже вроде бы не опасались пиратов. Тучный бородатый Мир-Хаммад всю дорогу напивался сладким финиковым вином, не забывая щедро поить Конана, и все уговаривал его наняться на службу – не то стеречь торговые лавки в Аграпуре, не то присматривать за гаремом из шести жен и двенадцати наложниц. От последнего предложения киммериец бы не отказался, так как Мир-Хаммад выглядел мужчиной не слишком сильным плотью и никак не мог осчастливить за одну ночь восемнадцать пылких туранок, а значит, и гаремному стражу было б чем попользоваться. Но сейчас Конан и думать не хотел о женских бедрах, грудях и животах; его неудержимо тянуло на восток, в Гирканию, к таинственной обители Наставника.