Эван краем глаза заметил это выражение.
— Только не говори, что ты никогда так не ездила. Карли вспомнила еще один подходящий к случаю анекдот:
— После ночной оргии в валхаме довольный бог поворачивается к своей спутнице и гордо заявляет: «Я — Тор». А богиня отвечает: «И я тоже, но игра стоила свеч».
К ее удивлению, Эван запрокинул голову и громко, искренне, заразительно расхохотался. Карли этот смех показался лучшей на свете музыкой, и все же она корила себя за то, что моментально растаяла, словно карамелька на раскаленном приборном щитке.
Дом Пита Силвера оказался маленьким белым глинобитным строением. Он стоял на горе, в глубине сада, и смотрел окнами прямо на океан. Земля казалась бедной и каменистой, однако деревья сгибались под тяжестью апельсинов, лимонов, лаймов, фиников и абрикосов. Чуть дальше холмистый пейзаж казался причесанным аккуратными рядами виноградников: они уходили вдаль ровными параллельными линиями.
— Знаю, что вести себя надо тихо и скромно, — заверила Карли, когда Эван остановил машину. Дальше предстояло карабкаться по высеченным в горе каменным ступеням. — Буду говорить только тогда, когда ко мне обратятся, и ни за что на свете не позволю себе совать нос, куда не следует. Даю честное слово скаута!
Эван сразу стал серьезным и взглянул на спутницу непроницаемыми, океанской голубизны, глазами. Потом молча кивнул, вышел из машины и принялся вытаскивать из багажника аппаратуру.
При ближайшем рассмотрении дом оказался больше, чем выглядел снизу, с улицы, так как значительную его часть закрывали деревья. Широкое окно справа от парадной двери выходило на море. Подъемы цементных ступеней, также как рама вокруг двери, были облицованы синей с желтым узором мексиканской плиткой. Вместо звонка посетителям предлагался тяжелый кованый молоток. Эван постучал.
Неожиданно для самой себя Карли поднялась на цыпочки и поцеловала спутника в щеку.
Эван вопросительно поднял бровь.
— Это на счастье, — прошептала она и изо всех сил сжала его руку. К собственному удивлению, она тут же ощутила ответное пожатие. Рука оказалась на свободе только после того, как послышались шаги, а потом и звук отпираемой двери.
На пороге показалась крошечная женщина с седеющими, стального цвета волосами, собранными в пучок на затылке, и сморщенной, почти каштановой кожей. Одета она была в ярко-голубое крестьянское платье с вышитыми на корсаже и по подолу яркими цветами. Экономка взглянула на Эвана быстрыми, живыми, словно у молодой девушки, черными глазами.
— Добрый день, сеньора, — поздоровался Эван на ломаном испанском. — Это дом Педро да Сильвы?