– Даже если так…
– Эвонна сказала, что мы бы его осчастливили, уничтожив винный запас и тем самым предоставив ему возможность получить удовольствие от процесса приобретения нового.
– Это больше похоже на Пейдж. Ты уверена, что эти слова действительно принадлежат Эвонне?
– Ты хочешь, чтобы я высказалась по поводу надежности Пейдж? Заслуживает ли она доверия? Насколько она правдива? Или тебе интересно мое мнение насчет ее репутации? – невнятно пробормотала Сьюзен, с несчастным видом посмотрев на часы как раз в тот момент, когда изящные стальные стрелки сдвинулись, показывая 4: 14 утра.
Она испытывала искушение позвонить в Транкас и выяснить, открыто ли там до сих пор. В Лос-Анджелесе в четыре часа утра уже никакие заведения не работали в полную силу.
– Возможно, они потом пошли куда-нибудь с музыкантом – другом Марка, – предположила Тори.
«Или же, опять-таки возможно, Пейдж отправилась к нему домой, и они расслабляются на пару», – билась мысль в несчастной голове Сьюзен.
Они обе одновременно потянулись за очередной горстью орешков.
– Дастин прислал такую замечательную записку. Почему мы не можем познакомиться с кем-нибудь, похожим на него? – вздохнула Сьюзен.
Тори сделала глоток, наблюдая за Сьюзен поверх своей чашки. Она привыкла думать только об одном мужчине. Теперь у нее в голове был целый бродячий зверинец мужчин. Ричард Беннеттон. Все еще старина Тревис, конечно. Хирург-коротышка. Марк Арент Сьюзен. Или он был Марк Арент Пейдж? Таинственный, «дары приносящий» поклонник Пейдж из Филадельфии. И нельзя не принимать во внимание Дастина Брента.
– Мы уже знакомы с ним самим.
– Ну, и по которой из нас он скучает до потери пульса? Которая же из нас искушала его отказаться от путешествия и остаться в надежде на любовь? Кого ему хотелось бы застать в одиночестве к своему возвращению? – мечтательно размышляла Сьюзен, разгрызая зубами скорлупу созревшей фисташки и отправляя ядрышко в рот.
– Пейдж! – выдохнули они в унисон с изрядной порцией ярости.
Сьюзен кинула оставшуюся скорлупу в специально предназначенную для этого хрустальную вазу.
– На самом деле я никогда никого не ненавидела прежде в своей жизни, – сказала Сьюзен. – Не любила – да. Но ненавидеть – нет. А теперь я действительно ненавижу Пейдж. Я имею в виду, что действительно ненавижу ее.
Сьюзен сорвала медные клипсы, которые Пейдж одолжила ей, и кинула их на кофейный столик.
– Она одной рукой дает, а потом обеими забирает. Мне наплевать на все эти тряпки. Мне наплевать на эти клипсы. Я чувствую себя ничтожеством. Вроде бы она не может меня бесить, потому что так великодушна и добра. Но насколько она великодушна в действительности, если на всю ночь пропадает с парнем, который пришел ко мне?