Он сжал ее руку еще крепче, зная как она нервничает перед встречей с его отцом.
– Расслабься, – сказал он, подмигивая.
– Может быть, не стоит говорить им сегодня. Может быть, лучше подождать до завтра… – снова начала она.
– Тори, они тебя обязательно полюбят. Как может кто-то тебя не полюбить?
Но она уже страдала от приема, который ожидала встретить. Она знала, что они подумают. Она знала, что подумала бы сама, если бы была на их месте.
– Это не главное. Главное то, что мы почти не знаем друг друга…
– О, но я могу доказать, насколько хорошо мы друг друга знаем…
Тори посмотрела ему в глаза и растаяла.
– Какой мой любимый цвет? – требовал он, заставляя ее смеяться.
– Цвет твоих глаз, голубой.
– А… какая моя любимая песня?
– Ричард!
– Давай, давай…
– «Удовлетворение»…
Он скорчил физиономию в грозной манере Мика Джаггера и проорал во все горло рок-рефрен, бросая руль, чтобы схватить воображаемую гитару.
– Я люблю класть лед в диет-колу?
– Нет…
– Какое белье я предпочитаю?
Тори почувствовала, что ее щеки покраснели, и в горле зажурчал счастливый смех.
– Обычные белые короткие спортивные трусы – для себя, – ответила она, – и розовые кружевные с глубоким вырезом на бедрах – для меня.
– Кажется, ты знаешь меня очень хорошо, – подтвердил он, залезая рукой ей под платье и двигаясь от колена вверх, к розовым кружевным трусикам, которые она теперь носила специально ради него. – О'кей, здесь как раз что-то в таком роде, – сверкнул он идеальными зубами. – Если бы я заказывал чизбургер и официантка предложила бы мне на выбор три сорта сыра: «Джек», «Швейцарский» и «Чеддер». Какой из них я бы выбрал?
Она смотрела на него, чувствуя, что угодила в ловушку, пытаясь припомнить омлеты или чизбургеры, которые он заказывал, и размышляла.
Он улыбнулся ей уверенной улыбкой, которая стимулировала ее память: первый день в Буэнос-Айресе, отель, завтрак.
– Сначала ты спросил бы «Мунстер», а затем, если бы у них такого не оказалось, ты бы выбрал «Чеддер».
Ричард начал мигать фарами автомобиля, сигнализируя о выигрыше как в компьютерной игре.
Тори нервно посмотрела назад. Если бы там была полиция, их наверняка остановили бы.
– Ты сумасшедший, – осудила она его.
– Сумасшедший от тебя, мой Джорджийский Персик. Скажи еще раз «трусики», с твоей протяжностью это звучит так сексуально, – сказал он, имитируя ее выговор.
Ветер раздувал его длинные прямые шафрановые волосы.
Старший Беннеттон жил в доме, расположенном на одном из самых величественных невысоких холмов на Вилширском бульваре. Тори и Ричард молча поднимались на лифте, отделанном латунью и зеркалами, каждый из них по-своему готовился к встрече.