Хотелось бы ему забыть ее вопрос, но секса у него не было с тех пор, как он последний раз фантазировал на тему Клер, представляя, как он раздвигает ее ноги и вонзается во влажную и жаркую плоть.
– Хм... Ты готова ехать? – спросил Хотвайер через несколько секунд напряженного молчания.
Он вел себя как необузданный сукин сын. Она не виновата в том, что он ее хочет. И не она была виновата в том, что он не мог с ней быть. Судя по тому, как она реагировала на его поцелуй, ему не составило бы труда уложить ее в постель. И лишь его дурацкий кодекс чести не позволял действовать на поводу у спонтанных побуждений.
Клер была ему другом, и он не хотел, чтобы одноразовый секс, каким бы качественным он ни был, разрушил эту дружбу.
Хотвайер привел в порядок свое лицо, придав ему более любезное выражение.
– Конечно. Я готов. – Он взял небольшой пакет, в который положил приготовленный ужин, и протянул Клер. – На, возьми. Поешь в машине.
– Что это?
– Твой ужин. Сандвич, пара морковок, ничего выдающегося, – добавил он, увидев ее смущение.
– Ты приготовил ужин? Для меня?
– Может, мне далеко до Вулфа, но я в состоянии приготовить сандвич.
Клер покачала головой, словно хотела прочистить мозги, и взяла пакет из рук Хотвайера.
– Спасибо. Я... Ты такой чуткий. В ответ он лишь пожал плечами.
Клер больше ничего не сказала, лишь взяла рюкзак на выходе.
Хотвайер вел машину, а Клер ела сандвич. Съев половину, она заговорила:
– Ты не положил туда мясо.
– Я же для тебя его приготовил.
– Да, но я и представить не могла, что ты помнишь о том, что я не ем мяса.
– Вообще-то у меня еще нет склероза. Мне всего лишь тридцать четыре, Клер. Память у меня все еще отличная.
– Нуда, конечно, но... – Клер так и не закончила предложения.
– Почему ты не ешь мясо? – Ему давно хотелось получить ответ на этот вопрос – с тех самых пор, как он узнал о том, что Клер – вегетарианка. – Вегетарианство – часть твоей пацифистской системы ценностей? – Хотвайер помнил, что Ганди тоже был вегетарианцем.
– Я не пацифистка.
– Нет, ты – пацифистка.
– Прости меня, но я не пацифистка, и мне ли этого не знать, как ты считаешь?
– Ну, ты сама сказала, что ты пацифистка.
– Когда?
– Ты отказалась брать в руки оружие, и я видел, как ты реагируешь на разговоры о военных операциях.
– Я не хочу брать в руки оружие, потому что я не знаю, как с ним обращаться. Ружье в моих руках – вещь весьма опасная, как для меня самой, так и для окружающих.
Хотвайер был с этим согласен, но он никогда не слышал, чтобы гражданские так рассуждали. Ну... да, в прессе последнее время можно встретить много риторики об ограничении прав на использование огнестрельного оружия, но в абсолютном большинстве люди думают, что они достаточно сообразительны, чтобы не навредить себе оружием, не важно, насколько оно грозное.