— Ай да Чеботок!.. — загрохотала застолица. — Ай да муромец!..
— Ну, муромец, и рад я тебе!.. — воскликнул Володимир. — Садись, отдыхай, пируй, а там пожалую я тебя и конём богатырским, и мечом булатным, и броней венецейской, буду дарить молодца чистым серебром, красным золотом, скатным жемчугом… Жалуй ко мне в передний угол… Ну, ребятишки, красному гостю — красное место, раздайся!..
Селяк-богатырь, не чинясь, сел на указанное ему место туча тучей. И Сирко Благоуродливый, подняв чашу, крикнул:
— Эй, Боян, жива душа… Ну, для гостя дорогого славу!..
Боян тряхнул своими русыми кудрями, положил руки на струны яровчатые и посмотрел на своих гусляров. И вдруг зазвенел его чистый, высокий голос:
Уж как слава богам на небе.
— Слава!.. — ударила вся гридница.
Пророкотали нарядно струны гусляров, и снова вступил Боян:
Володимиру-князю на всей земле.
Дружина повскакала с мест и, потрясая мечами грянула снова:
— Слава!..
Володимир сиял своей доброй, масленой улыбкой, его душили слёзы. Он не понимал, что не ему лично гремит эта слава, а тому, кто стоит волею Рока на челе земли Русской.
Чтобы князь наш не старился, —
вывел, разгораясь, Боян.
— Слава!.. — грянули богатыри.
Его платье цветное не изнашивалось…
Слава!..
Его добрые кони не изъезживались…
Слава!..
Его верные слуги не изменивали…
Слава!..
И Володимир поднял рог свой турий и среди грома оружия, звона струн яровчатых и кликов дружины пил на нового гостя своего. Тот честно встал, низко поклонился князю и, приняв от него чуть початый им рог, одним духом опорожнил его, осанисто крякнул и, низко поклонившись князю за честь, сел, и по знаку Володимира чашники снова наполнили чаши и рога мёдом вековым, душистым и неодолимым.
звенел Боян, —
Слава!..
Слава неслась до моря…
Слава!..
Малым речкам до мельницы…
Слава!..
Эту песню мы князю поем…
Слава!..
Князю поем, князю честь воздаём…
Слава!..
Старым людям на потешенье…
Слава!..
Добрым людям на услышанье…
Слава!..
И все — и Рохдай славный, и Порей-полочанин, и Емин, человек новогородский, и Сирко Благоуродливый, и Тимоня Золотой Пояс, и Ратибор, и мужики-заолешане, и молодые гридни, и старые богатыри опять на князя пили, на муромского богатыря, на стольный град Киев и, поверх всего, на великую землю Русскую… И во дворе челядь княжая и вокруг двора кияне проходящие прислушивались и покачивали головами:
— Ну, и разгулялись нынче наши богатыри!..
А Перун златоусый стоял в дыму от священных плах дубовых над всею землёю Русскою, и на серебряном лике его было полное благоволение…