– Мне стало гораздо удобнее, господин Иеясу. Надеюсь, что так будет продолжаться и дальше.
Снова Иеясу улыбнулся.
– У моего господина ещё один вопрос к тебе, Уилл Адамс, – сказал Сукэ. – Как ты будешь проводить своё свободное время до следующего визита к принцу?
Думай, думай, думай. Нужно найти один-единственный правильный ответ. Уилл глубоко втянул воздух в лёгкие.
– Я начну изучать японский язык, господин Иеясу, чтобы во время нашей следующей встречи я мог бы разговаривать с вами как мужчина с мужчиной.
Иеясу пристально посмотрел на него, потом кивнул. – Мой господин доволен, – сказал Сукэ. – И я тоже, Уилл Адамс. Я сам буду обучать тебя нашему языку. А теперь нам пора уходить.
Двор следующего уровня цитадели, видный из окна камеры, не переставал удивлять Уилла. Даже несколько недель спустя. Сколько недель? Он почти перестал замечать время. Но всегда там было на что посмотреть – строевые упражнения солдат, выполняемые с обилием крика и топота; упражнения в стрельбе из лука, хотя навыки у всех и так были великолепные; прибытие и отъезд вельмож, каждого из которых сопровождала целая свита приближённых, несущих дары для квамбаку; посланцы из разных уголков Империи; странные существа, походившие на буддийских монахов, хотя, очевидно, у них было не меньше сект и групп, чем у христиан. Но ни разу не показался сам квамбаку. И, что ещё важней, его мать. А её фрейлины?
Наверное, они никогда не выходят из стен замка. Так что, скорее всего, ему их больше не увидеть. Всё время его не оставляли сомнения. Принц Иеясу был удовлетворён его ответами – во всяком случае, так сказал ему Сукэ. Сукэ сдержал своё обещание и ежедневно по нескольку часов обучал его японскому языку, перемежая эти уроки уроками голландского, которому учился у Уилла, к вящему удовольствию Мельхиора, находившего в них много забавного. Теперь Уилл мог немного говорить по-японски, хотя чтение по-прежнему оставалось проблемой. Но к чему? Принц Иеясу выглядел довольным. Но, с другой стороны, он не показывал своего неудовольствия и в первую их встречу. Так они и ожидали, терзаясь сомнениями. Потому что в дополнение к бесконечным событиям во дворе там регулярно показывались колонны скованных цепями преступников вроде виденных в Бунго – они проходили печально свой последний скорбный путь и скрывались в воротах. Кто бы мог поручиться, что в один прекрасный день они тоже не отправятся туда же? Потому что и здесь были португальские священники, причём значительно больше предполагаемого.
Он спросил об этом у Сукэ, но министр уклонился от прямого ответа. Иезуиты начали проникать в страну около шестидесяти лет назад, вёл их знаменитый Франсис Ксавьер, о котором слышал даже Уилл. Ода Нобунага – великий полководец, начавший объединение страны примерно в то же время, когда королева Англии взошла на престол, – с радостью приветствовал христиан, потому что столкнулся с противодействием не-исчислимого буддийского монашества, а христиане оказались полезными союзниками. Нобунага сломил сопротивление буддистов после длительной осады этой самой крепости, которая была раньше их оплотом. Но после его смерти Хидееси решил, что христиане представляют для сильного правительства не меньшую угрозу, и начал их преследовать, что привело к распятию не одного новообращённого. Странно, что после смерти Хидееси, сказал Сукэ, священников снова стали привечать в Осаке. Конечно, Хидеери всё ещё был мальчиком, полностью зависящим от своей матери. А Едогими не была христианкой, по крайней мере открыто, но многие из её окружения христианами были – как мужчины, так и женщины. И Магдалина тоже?