— Нет, ни за…
Жесткие губы накрыли ее рот. Она попыталась вырваться, изо всех сил упираясь руками, но пальцы нечаянно попали под застежку его рубахи и скользнули по волосам на груди. От неожиданности она отпрянула.
Уоррик улыбнулся:
— Я вижу, вам не нравятся мои поцелуи. Интересно, полюбите ли вы их… когда-нибудь? Она, наконец, вырвалась от него.
— Уверяю вас, милорд, что этого не случится. Улыбнувшись еще раз, он подвел ее поближе к огню.
— Ваши руки совсем ледяные. Позвольте, я их согрею. — Он поместил ее пальцы между своими ладонями. — Скажите, я вам очень неприятен?
— Дело не в том, что вы мне неприятны. Но иногда вы мне… не очень приятны.
Он положил ей руку на плечо, и она уже хотела отступить на шаг, когда над самым ее ухом раздался шепот:
— Я только хочу вас согреть.
Она в смятении застыла на месте. Страх ее, неизвестно почему, прошел, и все же она не знала, чего ждать дальше.
Пальцы Уоррика незаметно подобрались к застежке ее плаща. Расстегнув, он бросил его на спинку кресла. Арриан приготовилась к отпору, но он лишь слегка пододвинул ее к себе.
— Я согрею вас так, как никто и никогда вас не согревал, Арриан.
Арриан не очень понимала, почему ей так не хочется отодвигаться от него, от рук, тихонько поглаживающих ее спину. Она долго с тревогой вглядывалась в его лицо, но так и не увидела ни усмешки, ни победного блеска в его глазах. Наконец она прислонилась лбом к его плечу.
— Наверное, многие мужчины говорили вам о том, как вы прекрасны, Арриан.
— Мне не приходилось бывать наедине со многими мужчинами.
— Ах, да, вы ведь жили в деревне.
Мало-помалу подвигаясь наверх, рука Уоррика добралась до выреза ее платья и продолжала ласкать шею до тех пор, пока напряженные мышцы не расслабились под его пальцами.
Пытаясь не думать о завораживающе-медленных движениях этих рук, Арриан подыскивала, что бы сказать, но на ум приходила только мамина улыбка.
— Если бы вы видели, какими глазами мужчины встречают и провожают мою маму! Но когда кто-нибудь, увлекшись, начинает с нею любезничать, это не очень нравится папе… и редко кто из них осмеливается потом снова с нею заговаривать.
— Ваш отец ревнив?
— Да, хоть у него и нет для этого никаких оснований: она любит его одного.
Уоррик подумал, что если жена герцога Равенуортского так же красива, как и дочь, то, пожалуй, его вполне можно понять. Ведь его самого одно только воспоминание об Йене Макайворсе приводит в холодную ярость, и сейчас всплывшее в памяти ненавистное имя укрепило его решимость довести свой план до конца: он отпустит ее к Йену, но не раньше, чем его образ и его ласки навсегда запечатлятся в ее памяти.