— Очаровательная, чтоб тебе!
— Дженни! — Полная негодования Грасиела глядела на нее из таза с водой, прижав к груди мокрые коленки. — Ты меня не слушаешь! Я же тебе рассказываю про этих чертовых змей.
Слова Грасиелы привлекли наконец внимание Дженни. Опустившись возле таза на колени и держась руками за его края, она взглянула на синяки у девочки на шее, и сердце у нее упало.
— Дай мне мыло.
Она не хотела делать это. Но ее слово — кремень. Единственное достояние.
Грасиела вытаращила глаза, глядя на то, как Дженни сильно, до пены, намыливает ладони.
— Нет!
— Да, — твердо возразила Дженни на отчаянный крик Грасиелы.
Мыло воняло чем-то прогорклым и липло к рукам. Но либо она вымоет девочке рот с мылом, как пригрозила давеча, либо распрощается со всем, что у нее есть. Со своей честностью и самоуважением.
Это было настоящее сражение. Девочка была скользкая и отплевывалась изо всех сил. Пока Дженни с ней справилась, из таза расплескалась почти вся вода, а победительница насквозь промокла и почти совсем обессилела. Сидя на земляном полу, покрывшемся жидкой грязью, она, опершись спиной о таз, с трудом переводила дыхание и удрученно разглядывала руку.
— Ты укусила меня за палец, соплячка этакая!
Плача и все еще выплевывая мыльную пену, Грасиела выкрикнула:
— Ненавижу тебя!
— Твой драгоценный дядя Тай сделал бы то же самое.
Дженни продолжала растирать отметины от зубов Грасиелы у себя на пальце.
— Никогда бы он так не сделал!
— Слушай, мне безразлично, ругаешься ты или нет, я за это и крысиного хвоста не поставила бы на кон. Это твой дядя Тай настаивает, чтобы ты вела себя как леди. — Дженни помолчала, потом повернулась к Грасиеле и добавила: — И он прав. А ты вначале так себя и держала — нос кверху. Вот и вернись к тому, что было, больше ничего от тебя не требуется.
Грасиела встала и потянулась за полотенцем, которое держала Дженни. Вытерла глаза и нос.
— А тьг ругаешься.
— Знаю, и уже думала об этом.
Дженни забрала у девочки полотенце и принялась вытирать ей спину, стараясь не мазнуть ее соплями.
Потом она вынула девочку из таза и поставила на табурет, чтобы накинуть на нее тонкую сорочку, которую дала сеньора Армихо. Предваряя следующую неизбежную просьбу, отколола сердечко-медальон от жакета Грасиелы и пришпилила его к сорочке. Завершив ритуал, взяла девчонку под мышку и опустила в один из гамаков.
Пододвинув себе табурет, Дженни села и отерла пот со лба.
— Слушай, малышка.
— Грасиела. Ты же обещала.
— Совершенно верно, Грасиела. Я в самом деле ругаюсь. Я не умею говорить красиво, ты права. — Она посмотрела девочке в глаза. — Но ты же не хочешь быть такой, как я. — Дженни ощутила острую боль в сердце: она не думала, насколько трудно ей будет говорить об этом. — Я как раз то самое, чем ты не захочешь стать. — Она глубоко вздохнула н минуту помолчала. — Я необразованная, грубая, злая на весь мир. — Опустив голову, она поглядела на свои большие мозолистые ладони и вспомнила гладкие и мягкие руки Маргариты. — До сих пор я не придавала значения тому, кто я такая и как я говорю или поступаю. — Она подняла голову и сдвинула брови. — Видишь ли, никому никогда не было до меня дела.