— А где Таннер? — спросил Джубал, дуя на горячий кофе.
— Охотится за ископаемыми. — Фокс увидела его среди скал. — Отнесу ему кофе, а потом вернусь и займусь бобами.
— Смотри, — сказал Таннер, когда она подошла, и протянул какой-то плоский камень, беря у нее кружку с кофе. — Это окаменевший мох.
— Красивый.
Как странно. Фокс могла различить даже самые мелкие листики древнего папоротника. Эти листочки были также четко обрисованы, как мускулы на голой груди Таннера. Он немного вспотел, и его густые волосы стали влажными на висках. Судорожно сглотнув, она подошла к краю каньона.
Он сдвинул на затылок шляпу и внимательно на нее посмотрел.
— Я кое о чем подумал, но у меня все не было возможности спросить…
— Спрашивай.
Позднее солнце отражалось на дне каньона в водах Гранд-Ривер. Она слышала рассказы о том, как люди умирали здесь, на вершине каньона, от жажды, потому что не могли добраться до воды. А с тех пор как Таннеру попала в руку стрела, она не раз думала о том, сколько опасностей для человека таит эта безлюдная местность.
— Ты говорила, что поехала в Денвер, чтобы найти своего отчима. Он все еще там живет?
Фокс моментально насторожилась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, но мозг лихорадочно заработал. Надо было найти ответ, который не был бы прямой ложью.
— Почему ты спрашиваешь?
— Возможно, я его знаю. Мой отец знает его наверняка.
— Я не собираюсь впутывать тебя в эту старую историю.
— Другими словами — не суй свой нос, куда не надо.
— Я не так сказала. — На самом деле она была страшно польщена, что он этим интересуется. — Я просто не люблю говорить о нем.
А вот думать о Хоббсе Дженнингсе — это было совсем другое дело. Теперь, когда они вступили на территорию Колорадо, она каждый день подолгу размышляла о том, как Дженнингс погубил ее жизнь. Сначала он украл ее деньги и спокойную респектабельную жизнь. И теперь, из-за того, что Дженнингс отнял у нее все, она никогда не сможет соединиться с Таннером. Значит, Дженнингс украл у нее единственное будущее, о котором она мечтала.
Каким же сладостным будет момент, когда она заглянет Дженнингсу в глаза, скажет ему, кто она такая, а потом разрядит всю обойму своего револьвера в его поганое сердце. Этот момент она представляла себе несчетное число раз, но никогда еще так ясно и с таким удовольствием, как сейчас. Каждый раз, когда она смотрела на Таннера и думала о том, какой могла бы быть их жизнь, ее пальцы сжимали воображаемый курок.
Не сводя с нее глаз, Таннер обтер банданой потное лицо и шею.
— Что-то я не припомню, чтобы ты говорила, что будешь делать после того, как мы приедем в Денвер.