— Самую большую боль? — переспросил он. — Когда-то мы с друзьями устроили гонки на двуколках. Мы были довольно молоды и выпили слишком много бренди, чтобы подумать о том, что устраивать такие скачки опасно. Моя двуколка не вписалась в поворот, лошадь упала, и мы все скатились в канаву. — Он немного помолчал. — Я сломал ключицу, руку и лодыжку. Но больше всего пострадала моя лошадь: из-за моей глупости ее пришлось пристрелить.
— Да, это плохо, — согласилась Фокс. — А вам приходилось быть в шахте во время аварии? — Она не шевелилась. Если она хотя бы чуть-чуть двинется, он может посчитать это за приглашение. Конечно, Таннер — джентльмен, но в такой ситуации, как эта, непонимание может… так сказать…
— Я несколько раз попадал в завалы в шахтах. Это довольно страшно.
— И вы пострадали?
— Мне везло — Бог миловал. Хотите повернуться на другой бок?
— Нет, так удобно. Если только вы…
— Мне тоже удобно.
Лежать в его объятиях на самом деле было приятно. Она призналась себе, что в данный момент она не хотела бы быть в другом месте. Они были защищены от ветра и снега. От тела Таннера и его дыхания по ее телу разливалось тепло. В ее власти было представить себе, что и ему нравится быть рядом с ней, что и у него от их близости возникают греховные мысли.
— Я не помню, говорили ли вы мне — вы женаты? — спросила она, представляя себе, насколько компрометирующей была обстановка, которая может стать еще более напряженной.
— Я никогда не был женат. Черт, у меня затекла левая рука. — Он немного повозился, а потом устроился в прежнем положении.
— А почему вы не женились? По-моему, вы как раз в том возрасте, когда мужчины женятся. К тому же у вас есть приличная работа и деньги.
Ветер рвал палатку, и пыль от ее брезентовых стен щекотала ноздри Фокс. Лучше бы ее нос был прижат к шее Таннера, чтобы она могла вдыхать приятный аромат мыла.
— Единственная женщина, на которой я едва не женился, оказалась, по мнению моего отца, слишком яркая, и свадьба не состоялась. Мне казалось, что вы хотите спать…
— Так оно и было, но сейчас я что-то разгулялась. — Она пожала плечом и сразу же об этом пожалела. Что будет, если он истолкует это движение как тонкий намек на то, что она готова и на большее? Проклятие! — А что значит — она была яркая?
— Давайте лучше поговорим о другом. Вы можете мне сказать, кто назвал Хоббса Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном?
— А почему для вас так важно, чтобы отец признал вашу жену? — не сдавалась Фокс. — Ведь жить с ней вам, а не ему.
Значит, вы не хотите этого сказать? — Она ощутила его дыхание на своей щеке. — Во-первых, мой отец ради меня многим пожертвовал. Я ему обязан. Во-вторых, если я женюсь, мы с женой, по всей вероятности, будем жить вместе с отцом.