— Манкая… — повторила Аня, словно пробуя слово на вкус.
— Что, понравилось слово?
— Нет, манной кашей отдает — манка… Нет, Ленка совсем из другой оперы.
Они подошли к избе. В окне горел свет.
— Не спит, тебя ждет, — заметил Николай! — Ну, беги, до завтра.
— Спокойной ночи…
— Ну? — спросила Лена, как только Аня вошла в комнату. Лицо подруги выражало нескрываемое любопытство.
— Что ну? — постаралась уйти от ответа Аня. — Ну-ну, баранки гну.
— Ты шуточками для первоклашек не отделывайся. Что он тебе говорил?
— Много чего… Вот, например, — оживилась Аня, — что ты знаешь о Ришелье?
— Вышивка есть такая.
— Я без шуток.
— Ну еще д'Артаньян сказал о нем — великий кардинал. А он взял и срезал подвески у королевы.
— Не он срезал, а миледи.
— Но приказал-то он? Аня засмеялась:
— Вот что значит талант — Дюма создал кардинала интриганом, властолюбцем, безжалостным, и весь мир таким его и представляет. А он на самом деле был великим политиком, вступившим в борьбу с Габсбургами, и даже Россию привлек на свою сторону.
— Та-ак… Я тут сижу, жду, вибрирую, что у вас там и как, а он ей баки про Ришелье заливает!
— Вот и глупо!
— Ладно, с тобой все ясно. Ложимся спать, миледи, а то у тебя нос синий. Он хоть бы ватник тебе предложил.
Ватник Николай предложил на следующий вечер, правда, как заметила Аня, под него он предусмотрительно поддел свитер…
Они шли по темной деревенской улице к околице, шагая в ногу. Широкий мужской ватник свободно свисал с худеньких плеч Ани.
Как часто прежде она с замиранием сердца и завистью смотрела, как удаляются от спортивного лагеря тайком от тренеров парочки — она в его пиджаке или куртке, наброшенной на плечи, он — защитник — рядом. А теперь и она идет вот также с Николаем.
Аня почувствовала, как рука его скользнула под ватник и обняла ее за талию. Она напряглась, сбилась с шага. Он сразу же отреагировал, и рука успокоилась на талии. При широком шаге длинных Аниных ног они снова пошли в ногу. Аня прислушивалась к тому, что делает его рука и, видимо, совершенно отключилась от нити разговора.
— …не диссертация, а роман. Представляешь?
— Представляю, — поторопилась ответить Анн, хотя совершенно не понимала, почему роман, а не диссертация, и вообще при чем здесь роман. Что-то важное пропустила… Она осторожненько высказала банальность:
— Роман это всегда интересно…
— Но не вместо диссертации. А мне защищаться в июне.
— А почему, собственно, роман? — чуть смелее включилась в разговор Аня.
— Потому что у Филарета не жизнь, а сплошное темное пятно. Гипотеза на гипотезе. В самом начале вроде бы все гладко. Умирает бездетным царь Федор Иоаннович, сын Грозного. При загадочных обстоятельствах гибнет царевич Дмитрий, самый младший из детей Грозного. Все. Династия Рюриковичей пресеклась. Какой простор для боярских честолюбий, амбиций: трон пустой, только протяни руку и хватай корону! Вот и потянулись к ней: с одной стороны — Борис Годунов, шурин умершего царя, а с другой — Федор Романов, великий боярин, один из знатнейших на Руси, двоюродный брат Федора Иоанновича, своего тезки. Представляешь? И сцепились. За Борисом — власть, так как еще при жизни слабоумного Федора он был при нем правителем. За Романовым — боярство, знатность, порода, родня. Годуновы-то в глазах великого боярства выскочки, беспородные…