Он был бы рад спросить его напрямую, однако боялся, что Валерий резко и грубо осадит его. К тому же, у него хватало собственных забот.
Весь остаток дороги, быстро оправившись от полученного потрясения, он размышлял о своем разговоре с бароном и о письме Троцеро. Следовало что-то срочно предпринять, однако нерешительный принц колебался, как всегда пребывал в неуверенности, и на въезде в Тарантию, наскоро простившись со своими неожиданными спасителями и кинув им кошель с серебром, он почти сумел убедить себя, что вся эта история не стоит и выеденного яйца, что все забудется, утрясется само собой. А значит, бог даст, и никаких решительных шагов предпринимать не потребуется.
Однако дворцовые новости вынудили его взглянуть на дело по-другому.
Троцеро не шутил, теперь это было ясно. Более того, учитывая то, как скоро непримиримый граф претворил в жизнь свои планы, настроен он был весьма и весьма решительно. Хвала Митре, рана, нанесенная Амальриком, оказалась достаточно тяжелой и надолго уложила буйного пуантенца в постель. Жаль, что не смертельной: придворный лекарь, которого Нумедидес основательно порасспросил, объясняя свое любопытство тревогой о здоровье графа, сказал что через две четверти луны Троцеро вновь будет на ногах. Две четверти луны – вот срок, отпущенный небесами. И если за это время он не найдет выхода, то последствия могут быть для него самыми ужасными…
Нумедидес оторвался наконец от окна. Лицезрение унылого двора, где уже застучали первые капли дождя, оставляя на камнях крупные темные пятна, наскучило ему, и принц уселся перед разожженным камином, наслаждаясь теплом и смолисто-дымным ароматом. Вышколенные слуги приготовили для него подогретое вино со специями, и Нумедидес, взяв кувшин, украшенный королевским гербом с особой подставки у огня, где напиток дольше всего сохранял тепло, наполнил кубок и с наслаждением сделал большой глоток; затем, не выпуская из холеных рук фиал, тяжело плюхнулся в широкое кресло. Его грузное, не по годам расплывшееся тело, непривычное к долгим поездкам верхом, ломило, и принц недовольно поморщился. И как только эти мужланы вроде его дорогого братца Валерия могут по несколько суток не вылезать из седла? Изнеженный принц обычно, даже выезжая на охоту, старался большую часть пути проделать в карете или паланкине, и лишь в самый последний момент с помощью нескольких слуг и специальной скамейки неуклюже вскарабкивался на круп своей кобылы. Нумедидес вздохнул, с завистью вспомнив, как держится на лошади шамарский принц, – гордый, прямой, как клинок. Ни одна женщина не могла не задержаться взглядом на его стройной фигуре. Ни одна не упускала случая покрасоваться перед ним, одарить сияющей улыбкой, задеть небрежно кружевным рукавом, проезжая мимо. И даже Релата…