– Ничего, – вторил ему визгливый голос, принадлежащий краснощекой девахе, от которой за лигу разило свежей рыбой, а промасленный передник, сверкавший блестками приставших чешуек, красноречиво говорил о роде ее занятий. – Отдадим его в руки месьора Верина, он живо разберется, что к чему…
Зеленщик, стоявший ближе всех, вперил безумный взор своих вытаращенных глаз, силясь разглядеть черты лица Амальрика, а когда это ему наконец удалось, отшатнулся, сделав жест, отвращающий демонов.
– Люди добрые! Да он, похоже, немедиец, – охнул Севен, разглядев правильный нос барона и его полные губы. – Точно, немедиец, я навидался их брата, когда в молодости торговал в Нумалии. Что делает бельверуская собака в столице Аквилонии? Хватайте его, люди добрые, нам щедро заплатят, если мы сумеем задержать лазутчика!
Но барон Торский не стал дожидаться, когда толпа внемлет стенаниям старого мерзавца. Он вздыбил коня и направил его прямо на торговца. Тот, до последнего мгновения не веря в серьезность намерений Амальрика, и не подумал отойти с дороги. Лошадь налетела на него широкой грудью, сбивая с ног. Вредный старик не растерялся и, быстро вскочив, попытался уцепиться за повод. Немедиец вскинул руку, в которой была зажата его любимая плетка, из тонких кожаных ремешков, со свинцовыми грузиками на конце, и с силой хлестнул торговца.
– Прочь с дороги! – прорычал он, – Прочь с дороги, пока цел!
Старик взвизгнул и плюхнулся на брусчатку, словно куль с мукой. Толпа охнула и мгновенно затихла, оторопело воззрившись на всадника. На их тупых, заспанных лицах отразился страх – они поняли, что странный всадник отнюдь не так безобиден, как им казалось поначалу.
Амальрик не торопясь убрал плеть, порылся в кармане, достал горсть медяков, и с размаху швырнул их в гущу толпы, целясь в лица стоящих в первых рядах. Его черные рысьи глаза обвели притихших людей, словно он пытался запомнить каждого из них в лицо. Под тяжелым взглядом горожане невольно сжались, втянув голову в плечи. Старый торговец тихонько скулил, на серой рубахе его полосами проступила кровь. На щеке, куда хлестнул один из концов плети, вспухал, наливаясь багровыми каплями, уродливый рубец.
– Это вам на память, аквилонская чернь! – процедил барон, изо всех сил стараясь обуздать обуявший его гнев. – Запомните эту плеть! Она еще погуляет по вашим спинам, когда над тарантийской цитаделью будет реять знамя с Золотым Драконом!
С этими словами он пришпорил лошадь, и частый стук копыт огласил затихшую улицу. Вскоре он выехал из города.
Ближе к полудню усталая гнедая Амальрика, вяло отмахиваясь длинным хвостом от надоедливых серых слепней, миновала убранное наполовину поле, где трудились, не разгибая спины, крестьяне благородного Тиберия Амилийского.