Сафиро рассеянно откинула простыню и принялась обтирать мокрой тряпочкой живот мужчины. Погруженная в свои размышления, она не сразу заметила, что Сойер внимательно за ней наблюдает.
Быстро накрыв его простыней, она бросила тряпку в тазик и небрежно провела рукой по волосам.
– Ты проснулся! А я обмывала тебя холодной водой. У тебя лихорадка, ты весь горишь. Я пыталась снять жар.
Голос девушки доносился до Сойера откуда-то издалека.
– Голова... Кажется, я упал и ударился головой. У меня видения, – простонал молодой человек.
«Он совсем сонный, – подумала Сафиро. – Наверное, он даже не почувствовал, как я протирала ему живот».
– Макловио, – сказала она, нагнувшись, – тот человек, который только что был здесь. Что он говорил? Что он хотел?
– Поцеловать, – прошептал Сойер.
– Макловио хотел тебя поцеловать?
«О Господи! У Сойера длинные волосы... Наверное, Макловио спьяну принял его за женщину».
– Старуха, – сказал Сойер, – она пыталась... пыталась поцеловать... Снесла. Снесла на меня яйцо.
– Старуха пыталась тебя поцеловать и снесла на тебя яйцо?
Сафиро нахмурилась. «Сойер бредит», – догадалась она. В бреду люди часто рассказывают свои секреты. Может быть, слова Сойера помогут ей понять, кто он такой.
– Я тебя слушаю, Сойер, говори. Кидай груши. Он закрыл глаза.
– Груши...
– Ну да. Ты ведь американец. Ты знаешь это выражение. Давай же, кидай груши. Расскажи мне все.
Туман обволакивал мысли Сойера. Он никак не мог понять, при чем здесь груши и зачем их надо кидать.
– Сойер, расскажи мне, что у тебя на мозгах. Наконец до него дошло: она хочет знать, что у него на уме.
– Рогатка, – выпалил он первое, что взбрело в голову, – мальчик по имени Франсиско. В красном. Беззубая ведьма была в красном. Но это было... это было не в ковчеге. Он родился в хлеву.
Вслушиваясь в бормотание Сойера, Сафиро поняла, что Тья, Асукар и Педро уже успели с ним пообщаться.
– Дальше, Сойер. Ты слышал что-нибудь еще? Раненый продолжал говорить все, что приходило в голову.
– Кровь. Она сберегла рыболовные крючки. Много крови в доме с... белыми занавесками.
– Кровь?
Монахини говорили, что с ним случилось что-то ужасное. Наверное, сейчас он пытался это вспомнить.
– Кровь в доме? Чей это был дом, твой?
– Он скакал стоя... Хайме умер... Самая грозная... Боятся все.
Сафиро замерла.
– Кого, Сойер Донован? – наконец прошептала она. – Кого все боятся?
Она в ужасе ждала ответа.
Сойер открыл глаза. «Сапфиры, – подумал он. – Ее глаза горят, как огненные сапфиры».
– Банду, – пробормотал он, – банду Кинтана.
Как будто острый кинжал вонзился в сердце Сафиро.