– Так что вы об этом думаете? – нервно спросил Калеб Рид.
Теобальд Голденберг сунул в рот сигару, раскурил ее и ответил:
– Пусть войдет сюда.
Кристина ожидала увидеть высокого поджарого мужчину со впалыми, бледными щеками и пуританским взором. Вместо этого перед ней предстал крепко скроенный, мускулистый, загорелый мужчина с гривой густых седых волос, что делало его похожим на матерого, могучего льва.
Если Кристина была удивлена, то Теобальд Голденберг буквально замер, пораженный ее красотой.
Их глаза встретились.
– Это совершенно блестящая идея, – сказал Теобальд Голденберг капитану, не поворачивая к нему головы. – Оставьте мисс Хаворт здесь и возвращайтесь на корабль. Мэри, – сказал он секретарше, которая выпроваживала капитана из кабинета, – телеграфируйте миссис Голденберг, что надвигается эпидемия. Пусть она с детьми отправляется сегодня же в Род-Айленд. И больше никаких телефонных звонков. Пусть меня больше не беспокоят. Ясно?
– Вполне, мистер Голденберг.
Секретарша удалилась, оставив Теобальда Голденберга и Кристину Хаворт вдвоем в обширной комнате. О ее вышколенности свидетельствовал тот факт, что она даже бровью не повела, услышав, как ее именитый работодатель запирает изнутри дверь. Чуть позже до нее донеслись звуки счастливого женского смеха.
Кристина стояла не двигаясь, пока Теобальд Голденберг запирал дверь, после чего убрал ключ в ящик письменного стола, медленно подошел к ней и положил сильные руки ей на плечи.
– Вы, – сказал он, – потрясающая женщина.
– А вы – потрясающий мужчина, – ответила Кристина, и в этом не было никакого лукавства.
С первого мгновения, когда Кристина вошла в кабинет и их глаза встретились, она почувствовала, как токи физического влечения пробежали между ними. И эти токи отличались такой силой, что никакие слова не требовались.
Президент компании Теобальд Голденберг – человек, о чьей репутации так беспокоился капитан Рид, – был намерен сделать ее своей любовницей, и Кристина этого хотела. Это было сумасшествие. Ему было пятьдесят лет. В течение пяти дней за ней ухаживали красивые молодые люди в возрасте двадцати-тридцати лет, и никто из них не вызвал в ней желания. А сейчас, разглядывая резкие черты лица президента компании, Кристина испытывала неодолимое влечение к нему, желание, которое требовало удовлетворения. Это не было любовью, и у Кристины доставало ума, чтобы это понимать. Но это было лучше той мучительной опустошенности, которую она испытывала после того, как покинула Ливерпуль.
Теобальд Голденберг медленно, но решительно снимал с нее черный бархатный жакет. Это было какое-то наваждение. У него бывали любовницы и раньше, но в последние десять лет он обходился без них. Пятидесятилетнему мужчине пристало демонстрировать свои способности скорее в других сферах.