Ответ на последний вопрос последовал незамедлительно. Тоби она будет любить всегда. Он стал ее неотъемлемой частью и будет с ней до ее последнего дня. Еще мгновение назад она была уверена, что раз она любит Тоби, то уже не полюбит никого и никогда. И вдруг на нее снизошло поразительное озарение, и она ясно поняла, что любовь не столь прямолинейна, как ей казалось. В ней нет ни границ, ни конца. Как бы страстно и пылко ни влюбилась она в будущем, ее прежняя любовь от этого не пострадает. Она души не чает сейчас в маленьком Мэтью, но ведь это не означает, что своего второго, третьего или четвертого ребенка она будет любить меньше! И если у нее родятся другие дети, ее любовь к первому от этого не уменьшится ни на йоту.
Наблюдая, как нежно и осторожно Леон надевает на Мэтью распашонку, боясь случайно причинить ему боль, Кейт ощутила такой прилив благодарности, что у нее перехватило дух. Он ввел ее сына в этот мир, и сделал это так бережно и тактично, что у нее не возникло ни толики смущения. Он ни разу не допустил двусмысленности в обращении с ней и не вынудил ее покраснеть. Разве что однажды, но и то случайно, неумышленно.
Как-то Леон брился в ванной, и она влетела туда, когда он стоял лицом к зеркалу, обнаженный по пояс. Она невольно отметила, что у него фигура боксера среднего веса — мощная грудь, мускулистые плечи и руки. Поспешно извинившись, Кейт вышла, но увиденное врезалось ей в память.
Этот случай вселил в нее беспокойство, но до настоящего момента она так и не призналась себе, в чем его причина. Теперь она это поняла. И, глядя, как Леон сосредоточенно надевает шелковую распашонку на ее кричащего и брыкающегося малыша, Кейт констатировала, что он пробудил в ней потаенное чувство, от которого она, как ей казалось, навсегда отрешилась.
— Успокойся, парень, — ласково проговорил он, когда Мэтью начал хныкать еще громче. — Сейчас я тебя одену и отдам твоей мамочке.
— Леон… — протянула она к нему руку.
Он обернулся, и его смуглое открытое лицо, лицо человека, любящего от души похохотать, расплылось в улыбке.
— Извините, Кейт, что я так копаюсь, но мне никогда не доводилось одевать новорожденного.
— Леон… — низким голосом повторила она, чувствуя, как гулко стучит в груди сердце. Леон ни разу никоим образом не намекал ей на желание сблизиться. А что, если она просто не привлекает его? Может быть, он так скромен лишь потому, что она не будоражит его чувства? Не разрушит ли она своим признанием их дружбу, ставшую основой ее существования?
— Леон… — снова сказала она, зная, что этот чудесный миг, когда он приближался к ней с Мэтью на руках, уже не повторится. — Леон… я…