«Джоконда» Мценского уезда (Павская) - страница 81

Путь назад, а также вправо, влево и наискосок был закрыт. Только вперед. Вперед к новым приключениям! — воскликнул бы оптимист. Но мне почему-то не очень хотелось этих приключений. Однако делать нечего. Надо морально готовиться к продолжению игры.

Всю субботу я просидела дома, вновь и вновь анализируя события последних дней. Нервничать ни к чему, уговаривала я себя. Если рассуждать здраво, то моя личность никому не интересна. Всех волнует только картина. Но сеанс самовнушения помогал мало. Все равно было чертовски тревожно. Может, чего-нибудь перекусить? Глядишь, и полегчает. Я подошла к холодильнику, который, словно разумное существо, время от времени включал сам себя, и распахнула блестящую дверцу. Внутри была Антарктида: чисто, холодно и пусто. Некстати вспомнился так и оставшийся нетронутым тортик с ягодами из «Славянской кухни». А заодно господин Селье. Впрочем, о нем я не забывала ни на минуту. Похоже, за полотном Старицкого охотятся несколько конкурирующих фирм. А что, если их свести вместе и разом всех прихлопнуть? В общем-то, все естественно: бедная сотрудница музея хочет немного разбогатеть. Главное — не спугнуть, не насторожить. Ну в самом деле — сколько можно влачить нищенское существование? Тем более когда такая удача сама пришла в руки. Я не шутя почувствовала себя торговкой краденым.

Ну, с французом мы определились. Вернее, он сам определил цену. Сколько же запросить со второго покупателя? Чтобы не отпугнуть, но и не выглядеть полной вороной. Скромные запросы тоже подозрительны. Осторожная музейная «крыса» не будет рисковать устоявшейся репутацией ради пары тысяч. И потом — Болбот наверняка уже сориентировал неведомого клиента и назвал ему сумму, упомянутую мной у ларька. Пожалуй, теперь тарифы стоит слегка поднять. Дело-то нешуточное.

Я машинально взяла из холодильника пакет и положила в рот хрустящий шарик. Тьфу, да это же кошачий корм! Совсем мозги набекрень. И это при том, что сегодня мне надо быть особенно внимательной и осторожной. Сварю-ка я себе кофе — настоящий, крепкий! Как и положено, в турочке и с шапкой ароматной пены. А к нему еще кое-что добавлю. Я полезла в заветный кухонный шкаф. Там в самом дальнем углу скромно стояла бутылка темного стекла. Она была неполной, но пахучей жидкости оставалось еще прилично. Фирменный туркменский бальзам, настоянный на травах Копетдага. Во всяком случае, так обещала контрэтикетка. Слово «Копетдаг» звучало восточным заклинанием. Алкоголь 45 градусов. В самый раз. Капелька для бодрости не помешает.

Эту бутылку, как привет из прошлой жизни, я хранила с тех далеких времен, когда пятнадцать республик — пятнадцать сестер рука об руку шагали в светлое будущее. Но до конца этого пути оставалось всего ничего. Именно тогда, под занавес, маме повезло: обескровленный профсоюз слабеющей рукой облагодетельствовал-таки ее путевкой в Ашхабад. На один день. Были такие поездки. Назывались «маршруты выходного дня», а по сути — шоп-туры по родной стране. Люди метались по городам и весям, пытаясь урвать хоть что-нибудь из бесконечного списка дефицита. Тут уже не до красот и культурных ценностей. Мама привезла из Туркмении несколько комплектов постельного белья, маленькую хрустальную вазочку и бутылку жутко дефицитного напитка, который гордо занимал одно из первых мест в ряду союзных ценностей, таких, как ликер «Вана Таллинн» и «Рижский бальзам». Но для нас целебное питье было, во-первых, слишком крепким. А во-вторых, и не предполагалось его употреблять стаканами. Так и было написано: «Добавить чайную ложку…» Исключительно для поднятия тонуса. Хотя из студенческих времен помню замечательный случай, когда парни с режиссерского втроем враз опростали две бутылки знаменитой «Бехеровки», добытой по случаю. И ничего — остались живы. А чехи, производящие этот оздоровительный ликер, тоже рекомендовали принимать его по ложечке.