– Не мои проблемы, пусть расследуют как хотят. Мухин наш, и разберемся мы с ним сами.
– Что значит «наш»? Бывший подлиза?
– Бывших подлиз не бывает. Подлизами становятся пожизненно. Бывший подлиза – мертвый подлиза.
– И как вы разберетесь с Мухиным? Подлечите, утешите, погладите по головке и выпустите куролесить дальше?
– С чего ты так решил?
– Вы ставите подлиз выше остальных людей. Неважно, что Мухин совершил преступление – украл ребенка, искалечил его, а в предыдущую жертву убил. Он ВАШ, он фрагрант, и вы покроете его по всем статьям.
– Ничего ты не знаешь. Отвяжись.
– Скажи мне, и я буду знать.
– Я отдам его Гансу.
– И что с ним сделает Ганс?
– Ганс знает, что делать.
– Нет, в самом деле, что?
– Отвяжись, сказал!
– Ганс убьет Мухина, – произносит вдруг Женя. – Ты имеешь право знать, Дим. Не думай, что Ганс жестокий, но выхода нет: если мы отдадим Трупака ментам, его убьют чистильщики, но перед этим вытащат информацию о подлизах, много информации. Вылечить Мухина нельзя – он употреблял какие-то препараты, и теперь испорчен напрочь. Он не сможет жить ни среди обычных людей, ни среди подлиз. Можно держать его всю жизнь в подвале, взаперти, но это негуманно. Куда гуманнее просто убить его.
«Испорчен напрочь»… Сильно сказано. Сказано как о механизме, а не как о человеке. Гуманное убийство без суда и следствия как метод решения проблемы. Вот он какой – добрый и заботливый Ганс…
Больше я не задаю вопросов. Расхотелось спрашивать.
По пути мы едва разъезжаемся с двумя бешено мчащимися белыми «Газелями». Они взвывают пронзительными гудками и скрываются за поворотом.
– Ага, поехал «СОБР», – удовлетворенно замечает Родион. – Пошли собирать объедки. Забавная картинка будет – жаль, посмотреть нельзя.
– Почему ты думаешь, что это «СОБР»? Никаких опознавательных знаков нет.
– Они это, они. А вот и чистильщики вслед пилят, – показывает Родион на черную «Волгу». – Только опоздали поганцы, мы им не достанемся. Сегодня не достанемся.
Спокойно так говорит, а у меня мурашки по спине бегут.
Мы выезжаем за город по второстепенной дороге, чтобы не проезжать пост ГИБДД. Останавливаемся через пару километров, возле джипа, притулившегося на обочине.
– Док, иди и отдай им Дениса, – командует Родион.
– Ты уверен, что это те, кто нам нужен?
– Уверен.
К счастью, нести парня в этот раз не приходится. Десять шагов до джипа он делает сам – шатко, тяжело, опираясь на меня. И даже прижимается по пути к моему уху сухими растрескавшимися губами. «Спасибо», – шепчет он. Меня пронимает почти до слез, и я жалею, что не смогу увидеть, как его встречают родители. Мы сделали великую работу. Конечно, я сыграл при этом самую незначительную роль, но сыграл же.