– Так не пойдет. Еще одно слово о ней – и я сверну тебе шею!
Он еще раз тряхнул приятеля, показывая, что не шутит, и отнял руки.
Голландец держался за стену, чтобы устоять на ногах.
– Милрой, если ты думаешь, что эта леди выберет тебя, а не брата, то можешь просто вырвать себе сердце и выбросить его в Темзу, чтобы не мучиться. Что бы ни было, все равно чувство долга одержит над любовью верх.
Кенан рукавом стер со лба пот. Он знать не желал, что там думает о любви Голландец, у него самого хватало мыслей на этот счет. Черт побери, у него было достаточно мозгов, чтобы понять, что любовь – мечта, которой стремятся достичь идиоты и романтики. Если то, что произошло между ним и Уинни, было иллюзией, то он хотел подольше наслаждаться ею.
– Я сблизился с ней не ради любви, Голландец, – проговорил Кенан сквозь зубы, напоминая об этом то ли себе, то ли ему.
Различив горечь в его голосе, Голландец тут же перестал злиться. Он выглянул на главную улицу: никто из прохожих не обращал на них внимания.
– В таком случае мои соболезнования этой леди. Если ее обесчестить, то на нее не только твой брат не позарится, но и любой достойный кавалер, который хотел бы сделать ее своей женой.
– Но она не обесчещена У ее семьи такое богатство, что ей не придется прозябать на улице, – возразил Кенан, вспомнив, что его мать не была такой счастливицей.
– Все же, – не отступал Голландец, готовый провернуть мысль, словно нож, который он уже всадил Кенану в живот, – надеюсь, ты обращался с ней с той же любезностью, как и с любой проституткой, и не тратил на нее сил.
Какое бы ни было у нее состояние, внебрачный ребенок от любовника способен погубить ее.
Милрою стало страшно и стыдно, он отвернулся, вспомнив острые моменты экстаза. Вместо того чтобы выйти из нее, он, теряя голову, входил в ее лоно все глубже, глубже и трижды оставлял свое семя. Он снова и снова овладевал ею, чтобы насытить свою страсть. Только ее необычайная нежность сдерживала его той ночью. До сих пор он чувствовал тот голод, который возрастал тем больше, чем дольше Уинни отвергала его.
Подумав обо всем этом, Кенан схватился за голову. Боже! Ребенок. Пропади оно все пропадом! Все, о чем он тогда думал, – ее соблазнительное тело и ее любовь. Любовь. Черт побери. Предохранение исключало такую возможность. Он пытался отогнать эту мысль, но не мог, и его охватил ужас. Одна ночь, проведенная вместе, не могла закончиться подобным образом! Он спал и с другими женщинами, и ни одна никогда не заявляла, что Милрой сделал ей ребенка. Он положился на этот факт, словно на талисман.