– Знаю, дорогая, что ты не желаешь вникать в подробности. Вот и я хочу уберечь тебя от хлопот, и, поскольку завещание скоро будет официально утверждено, мы могли бы кое-какие второстепенные…
– Александр, замолчи! Я уже решила, как распоряжусь имуществом Карла. Спасибо тебе за заботу и желание помочь. Но, видишь ли, я не могу принять твою помощь со спокойной душой, потому что абсолютно уверена: Карл вовсе не собирался оставлять меня главной наследницей. Я много думала об этом. В его возрасте завещанию не придают большого значения.
Он мог даже и не помнить, что изменил его после нашей свадьбы, а потом было уже слишком поздно. Так что видишь…
– Нет, не вижу! – прервал ее босс. – Карл прежде всего хотел бы, чтобы его коллекция оказалась в руках знающего человека. У него один Модильяни чего стоит!
– Александр! Послушай, – ответила ему Маргрит, – я собираюсь поговорить с прямыми наследниками Карла и убедить их не возражать против передачи его коллекций в Национальную галерею. В таком случае ценные бумаги пойдут на оплату административных и прочих расходов. Ведь, насколько я понимаю, потребуются дополнительные средства на хранение и экспонирование этого собрания художественных произведений. Не говоря уже о налогах…
Было и еще кое-что, но Маргрит сейчас не хотелось вдаваться в детали. А речь шла о чувстве собственного достоинства. Она не желала иметь ничего общего с человеком, который почти полтора года ее жизни превратил в ад, ни разу даже не повысив голос, а лишь с улыбочкой нанося оскорбления, после которых она переставала уважать себя и как личность, и как женщину. Завещанные Карлом ценности Маргрит воспринимала как своего рода материальную компенсацию за причиненные ей страдания. А на это она пойти никак не могла.
Сомнения в своей полноценности отравляли существование молодой женщины даже после развода. Именно эти сомнения и отчаянное желание избавиться от них вкупе с лихорадочным ритмом жизни и постоянной нервотрепкой на работе привели к тому, что Маргрит окончательно выбилась из сил.
Только теперь, по прошествии времени и вдали от привычного окружения, обрела она способность к трезвым суждениям и смогла дать оценку своей семейной жизни. Маргрит поняла, что, порождая в ней комплексы, Карл тем самым, видимо, заглушал свои собственные, запрятанные глубоко в душе.
К счастью, здесь, на острове, она неожиданно ощутила себя женщиной, достойной уважения. Ей не надо было его покупать или получать в наследство. У нее есть работа – по крайней мере, молодая женщина очень на это надеялась, если, конечно, удастся отказать Александру достаточно тонко и тактично. Но что бы ни случилось, она твердо стоит на ногах и без куска хлеба не останется. Никогда больше ее самооценка не будет всецело зависеть от того, что о ней думает мужчина.