Дальнейшие свои действия Вера Анатольевна объяснить не могла и потом, по прошествии времени. Она быстро встала, чуть не опрокинув стул, расплатилась и почти выбежала из кафе.
Девушка шла вниз по улице медленно, не торопясь, и Вера Анатольевна зачем-то пошла за ней следом.
Как детектив или — что вернее — как обманутая жена. Ей больше нравилось ощущать себя именно обманутой женой.
Около церкви девушка остановилась. Потом вдруг решительно вошла внутрь. Вера Анатольевна вошла следом.
Девушка стояла у Распятия. Она как раз ставила свечку, когда Вера Анатольевна отыскала ее взглядом. Потом что-то шептала, долго, глядя на Него с такой детской и радостной благодарностью, что Вера Анатольевна невольно подалась назад, испугавшись той вспышки злобы и зависти, которые ударили ее в самое сердце.
Потом девушка улыбнулась — опять же Ему, широко так и по-детски. И пошла к выходу.
Вера Анатольевна зачем-то тоже подошла к Распятию, пытаясь увидеть то, что только что видела эта девица, но сколько ни пыталась, ничего такого рассмотреть не смогла. Только досадливо поморщилась, что живопись грубовата и все-таки она не разделяет всеобщего восхищения византийским искусством. И пошла прочь, вспомнив про девицу.
Она увидела ее не сразу. Потом все-таки рассмотрела в толпе ее плащ и аккуратный хвост на затылке. Она стояла теперь на автобусной остановке. Продолжая улыбаться серому небу, и эта ее способность улыбаться чему-то невидимому для Веры Анатольевны раздражала ее больше всего.
И все-таки она почему-то влезла вместе с этой девицей в переполненный автобус и подумала: нет, сегодня не праздник, сегодня день глупых поступков…
Водитель попался странный. Вместо привычного радио или блатного шансона у него в салоне звучала странная музыка какого-то француза.
Вера Анатольевна немного знала французский. Он пел: «В этот день, в это утро кто-то умирает от любви…»
И по своей вечной привычке Вера Анатольевна отнесла эту фразу на свой счет.
— В этот день, в это утро кто-то умирает от любви, — пробормотала Лора.
Она с тоской посмотрела на ужасный потолок и перевернулась на живот, чтобы не видеть этой ветхой убогости.
Простыни, на которых она лежала, тоже были несвежими. Несмотря на это, ее партнер в данный момент принимал душ. Точно отмывался от Лоры. Самой же Лоре было отказано даже в этом праве. Она ведь была только его игрушкой.
Она даже не смогла узнать его имени.
— Зачем тебе? — пожал он плечами.
Да, согласилась Лора, мне незачем.
Завтра я точно сюда не приду. И найду в себе силы сказать ему «нет», если встречу на улице. И снова дала себе обещание измениться и стать другой — понимая, что это обещание снова не будет выполнено. И — какая дорога в ад вымощена благими намерениями? Она, Лора, уже давно в аду. И ей это нравится.