Да не думай ты об этом, сказал он самому себе. Лучше об этом вообще не думать.
Однако, раз уж мы об этом заговорили, почему это стены гостиной чуть-чуть меняют цвет каждый день?
Зеленые, потом голубовато-зеленые и голубые, а иногда... иногда они медленно плывут и меняют цвет на глазах, словно смотришь на них поверх тлеющих углей жаровни.
Вопросы сыпались равномерно, один за другим, точно листы бумаги из типографского станка.
А чье это лицо промелькнуло в окне за обедом? Чьи это были глаза?
-- Ты что-то увидел?
-- Нет, ничего,-- ответил он тогда.-- Но лучше нам задернуть занавески, тебе так не кажется?
-- Роберт, ты что-то увидел?
-- Ничего.
-- А почему ты так смотришь в окно?
-- Лучше нам все-таки задернуть занавески, тебе так не кажется?-ответил он тогда.
Он шел мимо того места, где паслась лошадь, и снова услышал ее: храп, мягкие удары копытами, хруст пережевываемой травы -- казалось, это человек с хрустом жует сельдерей.
-- Привет, лошадка!-- крикнул он в темноту.-- Лошадка, привет!
Неожиданно он почуял, как за спиной у него раздались шаги -- кто-то настигал его медленными большими шагами,-- и он остановился. Остановился и тот, другой. Он обернулся, вглядываясь в тьму.
-- Добрый вечер,-- сказал он.-- Это опять ты? Он услышал, как в наступившей тишине ветер шевелит листья в изгороди.
---- Ты опять за мной идешь?-- спросил он. Затем он повернулся и продолжил путь вслед за собакой, а человек пошел за ним, ступая теперь совсем неслышно, будто передвигался на носках. Он остановился и еще раз обернулся.
-- Я не вижу тебя,-- сказал он,-- сейчас так темно, Я тебя знаю?
Снова тишина, и прохладный летний ветерок дует ему в лицо, и собака тянет за поводок, торопясь домой.
-- Ладно,-- громко сказал он.-- Не хочешь -- не отвечай. Но помни -- я знаю" что ты идешь за мной.
Кто-то решил разыграть его.
Где-то далеко в ночи, на западе, очень высоко в небе, он услышал слабый гул летящего самолета. Он снова остановился, прислушиваясь.
-- Далеко,-- сказал он.-- Сюда не долетит. Но почему, когда самолет пролетает над его домом, все у него внутри обрывается, и он умолкает и замирает на 'месте, и, будто парализованный, ждет, когда засвистит-закричит бомба. Да вот хотя бы сегодня вечером.
-- Почему это ты вдруг пригнулся?-- спросила она тогда.
-- Пригнулся?
-- Да. Чего ты испугался?
-- Пригнулся?-- повторил он.-- Не знаю, с чего это ты взяла.
-- Ладно уж, не прикидывайся,-- сказала она, сурово глядя па него своими голубовато-белыми глазами, слегка прищурившись, как это бывало всегда, когда выказывала ему презрение. Ему нравилось, как она прищуравается -- веки опускаются, и глаза будто прячутся, когда презрение переполняет ее.