– Да, ты можешь сделать так, чтобы я остался. Если пойдешь дорожкой, которая начинается вот здесь.
Он наклонился и прижался ртом к ее губам. Причем изо всей силы, так, как обращался только с лагерными потаскушками, но это неистовство говорило и о голоде, и об отчаянии.
Она была слишком нежная и маленькая. Пэйс почувствовал себя медведем, насилующим ягненка. Он почувствовал на губах легкое дыхание Доры. Что-то заставило его замереть. Неистовая сила поцелуя заставила ее отвечать. Он ожидал, что девушка закричит. Он почувствовал искусительное, вопрошающее прикосновение в ответ. Пэйс безжалостно впился ей в губы.
Когда ее пальцы испуганно замерли на его рубашке, Пэйс потерял рассудок. Он зарылся здоровой рукой в ее волосы, чтобы стало удобнее длить поцелуй. Он укусил ее губу, и когда она удивленно открыла рот, проник туда языком. Она вздрогнула и тихо вскрикнула, но пальцы уже плотнее и спокойнее вцепились в его рубашку.
Она отвечала. Неопытно и с любопытством и, конечно, немного испуганно, но она отвечала на мольбу, прижавшись губами к его губам. Он не верил себе, не хотел верить. Ему захотелось грубо оттолкнуть ее, ударить.
Господи, но до чего же она прелестна! Пэйс даже не подозревал, что такая милая, прелестная нетронутость еще существует на свете. Он провел рукой по ее спине вниз. Дора застенчиво в ответ дотронулась кончиком языка до него, и Пэйс почувствовал, что его словно ударило электричеством. Он знал, что так нельзя, что она и понятия не имеет, как отзывается его естество на это прикосновение, но уже не мог остановиться. Он не мог оторвать от нее свой рот и даже стал побаиваться, что упадет замертво, как только поцелуй оборвется. Ему нужна она вся.
Пэйс обвил здоровой рукой Дору и тем самым еще больше сократил расстояние между ними. Усталость, которую он чувствовал всего несколько минут назад, утонула в нахлынувшем желании. Он застонал, когда она прижалась к нему еще теснее, приняв более удобное положение. Теперь он чувствовал прикосновение ее груди и понял, что если не найдёт сейчас неизвестно где силы остановиться, то поцелуем он не ограничится.
Сделав над собой огромное усилие, незнакомое ему по его жизни, полной эгоистических удовольствий, Пэйс уронил руки и отпрянул от Доры. Он распалено смотрел на нее сверху вниз. Глаза горели, как угли, он сжал кулаки, чтобы опять не потянуться к ней. Плоть восстала, требуя успокоения.
Дора почти распласталась по стене, прикрывая ладонями грудь. Он сдвинул ее чепец набок и даже в тусклом свете фонаря видел, как серебрятся ее льняные локоны. Да, ей повезло, что он потревожил только чепец.