Он распахнул глаза.
Около него лежала Дора и крепко спала. Крошечный солнечный лучик прокрался сквозь листву и позолотил ее льняные локоны. Он мог протянуть руку и коснуться соблазнительной, гладкой как шелк щеки. Никогда еще Пэйс так не ощущал ее близость, даже вчера, в сарае, когда неистово ее целовал. Вчера он не чувствовал ее невинной прелести при полном свете дня. А это было совсем другое.
Пэйс ясно видел легкий коричневый цвет ее ресниц, там, где они касались округлой щеки. Цвет лица у нее был легчайшей, как намек, розовости распускающегося бутона. Во сне Дора казалась спокойной и доступной, вот сейчас она проснется, улыбаясь, и все станет возможно. И он желал этой улыбки каждой частичкой своей несчастливой души.
Пэйс не смел, однако, коснуться ее, он чувствовал себя грубым увальнем рядом с этой изящной красой. Руки у него были все в мозолях и трещинах от постоянного досыла пуль в затвор, верховой езды на упрямых лошадях, тяжкой работы по перевозке трупов и рытья могил. И будет просто кощунственно даже пальцем коснуться этой чистейшей нетронутости.
Однако подобные мысли не мешали ему смотреть на Дору. Он никогда еще не разрешал себе радости такого пристального разглядывания прежде. Он многие годы отказывался признавать материальность ее существа, но, наконец, пришло время увидеть в эфемерном ангеле его детских лет женщину из плоти и крови.
Она миниатюрна, Пэйс это знал. Под бесформенным платьем мало что скрывалось. Он мог видеть упругую и грациозную линию груди под тонкой простой тканью. Она лежала на боку, и взгляд его проследил округлую возвышенность бедра, переходящую в тонкую хрупкую талию. Наверное, если заключить ее в объятия, то его руки сомкнутся вокруг нее кольцом. А груди уместятся в ладони. И ноги достаточно длинны, чтобы сплестись с его ногами.
Пэйс застонал, повернулся и стал смотреть вверх на зеленую листву. Дора пошевельнулась. Он ее разбудил. Может, он сам убедил себя, что Дора и Дэвид были любовниками до того, как он ушел на войну. Они же слыли невестой и женихом несколько лет. Интересно, не поэтому ли он уговорил Дэвида исполнить свой долг и пойти воевать. Но Дэвида долго уговаривать не пришлось.
А она ведь не случайно пришла сама и легла возле. Может быть, ей, как и ему, надо освободиться от физического желания. И в конюшне она от него не убежала. Он не смел думать о ее неумении целоваться, ведь тогда вряд ли его маленькая квакерша пришла сюда по желанной для него причине.
– Уходи, Дора, – пробормотал Пэйс, прикрывая глаза здоровой левой рукой. Правая еще не так легко двигалась.