Помогая Делле выйти из экипажа, Пэйс рассмеялся. Величественная полная негритянка поспешила принять из рук Доры свою подопечную, браня девочку за то, что она намочила штанишки, и поспешила с ней в дом, оставив Дору и Пэйса наедине, лицом к лицу.
– Я сказал Энндрьюсам, что мы надеемся на возвращение к нам Джози, когда она вернется из поездки.
Он больше не улыбался.
Дора кивнула, но сердце у нее болезненно сжалось. Когда-то Пэйс любил Джози. Возможно, еще любит. Пэйс и Джози были бы гораздо более удачной парой, чем Джози и Чарли. Сознание этого воздвигало между ней и Пэйсом еще одну преграду.
– Я была бы рада, если бы Джози вернулась, вот только…
Пэйс нахмурился, и она поспешила объяснить:
– Солдаты знают, что она жена мятежника. Они все время придираются к твоему отцу, а характер у него не из лучших. Положение трудное.
Пэйс опять сел в экипаж, чтобы отвести лошадей в конюшню.
– Я поговорю с главным офицером, посмотрим, что можно сделать. – И пронзительно взглянул на Дору: – А тебя они не донимают, нет?
Дора улыбнулась:
– Да они едва ли подозревают о моем существовании. Куда ты едешь? Скоро подадут обед.
Она осталась стоять, хрупкая, легкая фигурка, на подавляющем фоне величественной террасы с колоннадой. У него не было никаких разумных причин беспокоиться о благополучии Доры. У нее, словно у кошки, несомненно, девять жизней. А возможно, она бессмертна, точно ангелы. Что-то в ней было недоступное. И это отличало ее от всего прочего миронаселения. Он никак не мог уразуметь, отчего ему, единственному из всех, Пэйсу Николлзу, было позволено скользнуть за преграду, отделяющую Дору от других людей. Но действительно ли он туда проник? Может быть, она воздвигла между ними еще один, невидимый и непреодолимый для него, барьер?
Пэйс подумал, что это не так уж важно. В этот вечер он ждал в тополиной аллее, когда она покончит с повседневными работами. Время от времени он видел, как она мелькает в окнах верхнего этажа, то, ублаготворяя капризы его матери, то, хлопоча в детской. Для такой маленькой мышки она была очень занята. Ему уже почти не нравилось, когда на ее время посягал кто-то другой.
Наконец, когда смеркалось, она потихоньку вышла из дома. Пэйс, обхватив руками, увлек ее в тень ближайшего дерева и потребовал поцелуя. И это было самое меньшее, чем она могла возблагодарить его за терпение.
И она поцеловала его так же любовно и жадно, как ночью. Пэйс почувствовал облегчение: значит все, что тогда произошло, не было сном.
– От тебя пахнет, как от Эми, – прошептал он, прильнув к ее шее.