Но она видела обе стороны его характера и знала, что склонность к насилию никуда не исчезла. Она вышла за него замуж, зная об этом. Она просто еще не знала, как справиться с этой его чертой.
Дора знала также, что если хоть однажды он замахнется на нее или ребенка, она немедленно уедет – и так далеко и так быстро, что он больше никогда ее не найдет. Она обнаружила в себе силу духа, которая была неизвестна ее матери.
Странно, подумала Дора, что этой силой наделил ее Пэйс.
…гнездится скорбь внутри,
А горестные жалобы мои
Лишь признаки невидимого горя,
Созревшего в истерзанной душе.
У. Шекспир «Ричард II»[9]
Детское хныканье потревожило сумрак затененной комнаты. Дора вытащила себя из густого тумана сна, пожалев, что не поддалась искушению брать с собой в постель и Фрэнсис. Но она питала глупые надежды, что постель с ней станет делить Пэйс. Однако он не приходил, и простыни, лежащие рядом с ней, остались холодными.
Она не успела высвободиться из-под одеял и принудить еще болящее тело сесть, как в углу комнаты раздался какой-то звук. Дора не ожидала помощи ни от кого. И дверь не открывалась, однако кто-то шепотом успокаивал плачущего младенца.
Она еще не совсем очнулась от сна, чтобы закричать, но около постели уже стояла тень и протягивала ей извивающийся, жалобно мяукающий сверток:
– Она мокрая.
Пэйс. Дора едва не рассмеялась от радости. Она взяла влажное дитя из его рук и потянулась к стопке пеленок возле постели. Он здесь с ней, он не рыщет в ночи. Дору охватило ощущение счастья, на которое она не имела права.
– Я не слышала, как ты вошел.
– Ну, ты спала как бревно. И я не хотел тебя беспокоить.
И Пэйс отодвинулся от постели, в то время как она ловко развернула промокшую пеленку, омыла скулящее дитя и завернула в сухое.
– Но это и твоя постель. Ты имеешь все основания в ней спать.
Дора старалась говорить обыденным, прозаичным тоном, не позволяя проявить страх, любопытство или что бы она ни чувствовала в данный момент. Все, что между ними происходило, раздражало ее и ранило. Она опасалась сказать что-нибудь не то, разрушить более нежные чувства и заставить его снова уехать в ночь или, что еще хуже, вновь отдаться порыву дремлющей злобы. Ей очень хотелось, чтобы все наладилось, но как же этого достичь?
– Тебе нужно выспаться, – пробормотал он, но не отодвинулся подальше, когда Дора расстегнула халат и подставила грудь ищущему ротику ребенка.
Если она и смутилась, то темнота надежно скрывала смущение от того, как зачмокала дочь. Дора поправила подушку за спиной и откинулась назад, наслаждаясь их сиюминутной близостью. Она никогда ни с кем не испытывала такого чувства близости, как с Пэйсом, а он так долго держал ее на расстоянии, что Дора с жадностью ловила каждое проявление человечности с его стороны. Быть рядом с Пэйсом и держать своего ребенка на руках было райским блаженством.