Мужчина в элегантном фраке рассмеялся, и этот дикий звук был бы более уместен в джунглях, нежели в цивилизованной обстановке. Он перестал теребить волосы и мрачно улыбнулся:
– «Добрый и внимательный»! Это Чарли-то! Джози Энн, ты поплатишься за свою глупость, и не берусь сказать, как дорога будет цена. Однажды ты будешь сидеть здесь, в этом Большом доме, и смотреть на проклятые акры – вашу с Чарли совместную собственность, и вот тогда ты вспомнишь эту ночь и свои слова. Я больше не буду пытаться убедить тебя передумать. Я вижу, что ты приняла решение, не такой уж я дурак. Но я бы даже злейшего врага предупредил, чтобы он не делал ничего подобного, не связывался бы с Чарли, как собираешься сделать ты.
Пэйс сжал кулаки и кивнул в сторону ярко освещенных окон:
– Иди, ступай туда и слушай, как и о чем говорят Чарли и мой отец. Слушай внимательно. Не обращая внимания на их любезные манеры. Улучи момент и понаблюдай, как они ведут себя, когда думают, что ты их не видишь. И запомни: яблоко от яблони недалеко падает. Может, я злюсь на мир. Может, я чересчур много дерусь и много в жизни теряю. Может, я такой же глупый и неотесанный, как те, кто все это время ухаживал за тобой. Но я никогда не скрывал, что я тоже яблоко с этого дерева, не то, что Чарли. И запомни, Джози Энн, – никогда в жизни не вымещал свою злость на тех, кто слаб и беззащитен.
И Пэйс шагнул в темноту, прежде чем Джози опомнилась от потрясения и собралась с мыслями. В негодовании она яростно топнула маленькой ножкой и вернулась в зал. Что он о себе возомнил, почему несет такую несусветную чушь? Если это все, что он может о себе сказать, тогда, значит, она счастливо от него отделалась.
Закусив губу, Дора попятилась от окна. Она вовсе не собиралась подслушивать их разговор. Девушка слушала музыку. Религия приемных родителей воспрещала танцевать, но Дора ничего не могла поделать, музыка будоражила ее душу, вселяла одновременно и волнение, и жажду жизни. Особенно ей нравился плавный ритм вальса. Она могла слушать его всю ночь. Ей совсем не хотелось спускаться вниз и восхищаться элегантными вечерними платьями и черными фраками, которые грациозно плыли по украшенному цветами залу. Ей доставляла удовлетворение сама возможность слушать музыку.
Но, стоя у окна над верандой, она слышала гораздо больше. Все она не разобрала. Пэйс говорил тихо и ядовито. Джози отвечала немногословно. Однако суть разговора ясна. И Дора почувствовала также их потрясение и уязвленность.
Дора обернулась и взглянула на женщину, спящую в кровати у стены. Харриет Николлз в преддверии бала приняла снотворное питье, объяснив, что иначе из-за шума не сможет уснуть. Но никто ей заранее не предложил встать, помочь одеться и спуститься вниз, чтобы встретить гостей. Никто и не предполагал, что она захочет покинуть свою комнату. Да и Харриет сама не предприняла никаких попыток. Доре хотелось бы знать, давно ли мать Пэйса находится в таком состоянии, но ей внушали с детства, что задавать личные вопросы неучтиво.