Дверь тихонько открылась, и вошел Джордж. Она повернула голову, посмотрела на него без тени удивления и ничего не сказала. Его глаза ненадолго задержались на ней. Он сразу подошёл к камину и занялся угасающим пламенем, подкинув туда сухих дров, сложенных горкой рядом. Когда огонь вновь разгорелся, он встал с колен и обтер руки носовым платком. В спальне было очень холодно.
Подойдя к Рут, он склонился над ней, забрал гребень и, охватив кисти ее холодных рук своими жаркими ладонями, стал отогревать их дыханием, как отогревают замерзшую птичку.
— Если уж вы не заботитесь о поддержании огня, так пользуйтесь хотя бы муфтой, — сказал он шутливо, хотя чувствовалось, что ему было совсем не до веселья.
Она подняла свои большие серые глаза и посмотрела на него каким-то отсутствующим, отрешенным взглядом, который потряс Джорджа до глубины души. Он тотчас поднял ее на руки, сел в кресло и усадил к себе на колени, положив ее голову к себе на плечо.
— Это уж слишком, — хрипло сказал он. — Разве вы не понимаете, любовь моя? Ведь Джонс мертв. Мортон-младший тоже мертв. Вы здесь со мной, в полной безопасности, никто и ничто не причинит вам вреда.
Рут заплакала. Ледяной холод, пронизывающий все ее тело до состояния полной бесчувственности, начал таять под действием тепла и заботы Джорджа. Все ее тревоги о Коре, ее ужас от того, что она осмелилась выстрелить в Чарльза, все страхи, что она пережила, думая о Джордже, пока он отсутствовал, сейчас отступили, отхлынули от нее, сменившись обильными, благодатными слезами.
Джордж крепко держал ее в объятиях, целовал волосы, шептал успокоительные слова. Сжимая ее заледеневшие пальцы, он чувствовал, как они начинают отогреваться, будто жизненные силы переливались в них из его горячих ладоней. И наконец, когда поток ее слез стал заметно иссякать, он сказал:
— Ну, довольно, любовь моя, довольно… У меня всего один платок, да и тот весь в саже, так что я могу, конечно, предложить его, чтобы вы осушили им ваши прелестные глазки и щечки, но вы рискуете перепачкаться.
— Мой не чище, — ответила Рут, — так что лучше мне действительно больше не плакать. Спасибо вам, Джордж.
Взяв у него платок, она отыскала на нем чистое место и вытерла слезы. Даже в такую минуту она не могла не заметить, из какого тонкого и прекрасного батиста он сделан. Имелась на нем и монограмма, вышитая в углу, — еще одно напоминание об особом положении Джорджа в этом мире.
Рут чувствовала себя так уютно на его коленях. Она хотела бы остаться здесь, в его объятиях, навсегда, но это все еще оставалось мечтой, в которую она не могла поверить. Величайшим усилием воли она попыталась встать. Сначала он инстинктивно прижал ее к себе, и она подумала было, что он не выпустит ее, но его руки внезапно разжались.