– Мы говорим не обо мне и Уолтере, а о тебе и Джеке.
– Тогда ни о том, ни о другом! – отрезала Элизабет. – По-моему, тебе давно пора на рабочее место, делать рождественские снимки.
– А вот и ничего подобного, – с торжеством парировала я. – По понедельникам уголок закрыт. И не пытайся сменить тему, я все равно буду снова и снова возвращаться к тебе и Джеку.
– Откуда такой внезапный интерес к нашим отношениям?
Элизабет поднесла к губам кружку, и я заметила, с какой силой ее пальцы стискивают ручку. Становилось страшно за злополучную ручку – как бы не отломилась.
– Ничего внезапного, – кротко объяснила я, – заезжал сюда на День благодарения проверить, все ли в порядке – правда, мило с его стороны? – и мы долго с ним беседовали.
– Погоди, погоди! У тебя же на тот день были какие-то грандиозные планы!
– Были, да сплыли. Речь не о моих планах, а о нашем разговоре… – я покашляла, – и о том, что Джек тебя по-прежнему любит.
– Я не собираюсь об этом говорить!
Неловко поставленная кружка опрокинулась. Даже не заметив этого, Элизабет спрятала лицо в ладони.
– Ладно, как хочешь. Это, конечно, не мое дело, я вообще понятия не имею, что у вас и как. Просто я ему поверила и подумала: почему бы не высказать свое мнение?
Моя лучшая подруга так хватила кулаком по столу, что кружка скатилась на пол, а я подпрыгнула.
– Думаешь, я не знаю?! – процедила она с искаженным от гнева, потемневшим лицом. – Что он меня по-прежнему любит, мне хорошо известно, как и то, что он теперь весь такой одинокий, растерянный, весь такой полный раскаяния! – Она умолкла, пытаясь справиться с собой, глаза наполнились слезами. – Ты спросила, люблю ли я его. Да, люблю. И всегда любила. Очень может быть, что и он никогда не переставал любить меня. Возможно даже, он в самом деле изменился. Но я больше не куплюсь на все эти «возможно» и «может быть». Одной попытки вполне достаточно, понимаешь? Одинокая жизнь – не слишком сладкая штука, но все-таки лучше, чем сломанная.
Элизабет встала и принялась устранять следы разгрома, а я все отворачивалась и отворачивалась понемногу, пока не оказалась к ней спиной. Мной владело чувство только что сделанной ужасной глупости, сознание того, что глупее меня нет никого в целом мире. Снова я слышала голос отца: «Не умеешь ты вовремя заткнуться, Ванда. Ох, не умеешь!»
– Ради Бога, прости! – промямлила я. – Не стоило лезть к тебе с этим.
Послышался вздох. Я осторожно повернулась, и мне показалось, что за прошедшие несколько минут Элизабет постарела лет на пять.
– Нет, это ты прости, – сказала она, массируя виски. – Я потому взбесилась, что… В общем, в одном ты права: ты понятия не имеешь, что у нас и как. Точно так же и я понятия не имею, что и как у вас с Уолтером, поэтому не суюсь. И меня это не касается.