Старая коричневая поросшая мхом мельница,
Ивы, в ветвях которых птицы
Поют свои песни у ручья;
Дом, с его простым крыльцом,
У которого еще цветут поздние цветы,
И осень, которая своим огненным факелом
Освещает уходящий год.
Я еще слышу музыкальный звук
Последнего прощания,
Он зачаровывает мне душу
И просит не забывать;
Дорогие друзья, я никогда не забуду,
Пока во мне еще есть жизнь,
Не забуду цветок, мысль, песню,
Которые напомнят мне о вас.
Когда наступает вечер, вы по-дружески встречаетесь
У зажженного очага,
И часы летят на крыльях
В музыке и веселье;
Ах! Вспомните о том, чья судьба
Лежит на тернистых тропах,
Кто неохотно уходит от ворот,
За которыми скрыт рай.
Я слышу, как у звонкого ручья
Ступает моя судьба,
Еще мгновение, и меня окружит борьба там,
Где совсем недавно были мир и отдых;
Мой отпуск кончается, начинаются тревоги,
Мир снова раскрывается передо мной.
О, какая мирная сцена; о, любимые друзья,
Как печально наше последнее прощание!
Между этим прощанием и нашей следующей встречей прошло почти двадцать лет. Майн Рид прославился и разбогател, истратил все состояние на строительство мексиканского ранчо в Англии, а я только начинал использовать свое перо как средство к существованию. Он поседел, но был по-прежнему крепок и цветущ; тогда он жил со своей красивой молодой женой в небольшой квартире на Юнион-скуэр в Нью-Йорке. Я рассказал ему, что наш старый дом на Мак-о-Чи обветшал и развалился и что из того семейного круга, о котором он вспоминал с таким теплом, остался только я. Это так его опечалило, что я достал бутылку вина, чтобы развеять нашу печаль; он отвел меня в подвальный ресторанчик на Бродвее, и мы там выпили не только эту бутылку, но и еще несколько и поужинали».
* * *
Весной 1849 года Майн Рид вернулся на восток. Когда он приехал в Нью-Йорк, армейские офицеры и публика в целом в газетах и разговорах обсуждали вопрос «Кто был первым в Чапультепеке». Майн Рид сразу стал заинтересованным участником этого обсуждения, как показывает отрывок письма, написанного им несколько лет спустя, а также приложенные к письму документы.
«Эти документы были в спешке собраны весной 1849 года в Нью-Йорке, когда я услышал, что некоторые утверждают, будто первыми оказались в Чапультепеке. Я не утверждаю, что первым поднялся на его стены, поскольку вообще на них не поднимался: меня ранили у самой стены. Но я утверждаю, что вел людей, которые попали под последний вражеский залп; затем им оставалось только подняться по штурмовым лестницам, и никто из них больше не был застрелен.
Во время сбора этих показаний мне неожиданно пришлось возглавить организованный в Нью-Йорке отряд, который выступал на помощь революционным силам в Европе, и в конце июня 1849 года я туда отплыл. Иначе я получил бы гораздо больше показаний, чем те, что приводятся ниже.