– В Балфурине нет никого, кто знал бы меня дольше пяти лет, – внесла свою лепту Шарлотта, испытывая чувство общности с этим человеком. – Иногда мне даже кажется, что я не принадлежу к этому миру.
– Возможно, человек сам должен найти для себя дом, где бы он ни находился. Или создать его из ничего.
– Nullus est instar domus, – вставила Шарлотта.
– В гостях хорошо, а дома лучше, – с улыбкой перевел он.
Шарлотта кивнула.
– Ты и латынь знаешь?
– Нет, но… У нас есть учительница древних языков. Она преподает латынь и греческий. У меня лишь поверхностные познания в латыни, – сказала она.
– Я помню своего учителя латыни в школе, – улыбнулся он своим воспоминаниям. – Он был довольно стар, носил коричневую мантию, как монах, и от него всегда пахло сандалом. Он размахивал тростью и страшно пугал нас, мальчишек. Колотил по чему попало и грозился, что обломает трость о наши спины, если мы будем неправильно спрягать глаголы. Прекрасно помню, что заработал на этих занятиях несколько синяков, но мне везло все же больше, чем кузену, который учился еще хуже, чем я.
– Я не знала, что у тебя есть кузен. Ты никогда про него не рассказывал.
Лицо Джорджа застыло. Шарлотта испугалась, не сказала ли она что-то не то.
– Прости. – Она раскрыла ладонь так, что ее пальцы почти касались его руки. – Он умер?
– Нет, – кратко ответил он и накрыл рукою ее ладонь. – Я просто не знаю, где он. Потерял его из виду.
– Вы были близки?
Какая теплая у него ладонь! Она не убирала руку, чувствуя странный покой от его прикосновения.
– Не так, как следовало бы. В последнюю нашу встречу мы сильно поссорились.
– Почему никто никогда о нем не говорит? – спросила Шарлотта.
– Он покинул Балфурин много лет назад. Его обуревала охота к странствиям, стремление найти нечто иное, непохожее на здешнюю жизнь.
Шарлотта убрала руку.
– В этом вы с кузеном схожи. Почему ты печешься о человеке, с которым поссорился?
Он улыбнулся:
– Мэтью тоже меня об этом спрашивал. Потому что он – моя семья. Последний из нашей семьи. Мне почему-то стало вдруг важно ощутить принадлежность к своему роду, почувствовать свои корни, иметь свой дом.
Шарлотту охватило чувство, весьма похожее на нежность. Ей захотелось протянуть руку, погладить его по щеке, возможно, даже успокаивающе поцеловать его в эту щеку.
Хотя Джордж Маккиннон был последним человеком, которого ей хотелось бы успокаивать.
Она встала, оттолкнула табуретку.
– Уже поздно. Если ты уверен, что не нуждаешься в моих кулинарных талантах, то я ухожу. – Она коленкой задвинула табуретку под стол.
– А это нужно?