Хохот графа наверняка был слышен даже на кухне.
— Это был баран, высматривающий благородную овечку, — превосходный баран, сонный баран, да еще и мужественный баран?
— Да, я думаю, что так, — ответила девушка, и ее улыбка стала более открытой.
Они стояли уже наверху. Граф с удивлением обнаружил, что даже не помнит, как они поднимались по ступенькам, — так он был очарован новым выражением лица Кэтрин. Вновь — и не в первый раз — он подумал, что хочет узнать как можно больше об этой девушке. Судя по ее изящной грации, правильной речи и образованности, она явно из благородной зажиточной семьи, а вместе с тем вынуждена трудиться, зарабатывая себе на жизнь. Что стоит за спиной этой девушки, которая свободно рассуждает о греческой мифологии и с любовью говорит о лошадях? Он совершенно не предполагал наличие у воспитательницы таких манер. Она обращается с кухаркой так же, как и с Джереми. Ее отношение к графу никогда не отличалось дружелюбием, не считая, правда, сегодняшнего разговора.
Кэтрин между тем ощущала, как с каждой минутой улетучивается ее расположение к графу, уступая место прежней нервной настороженности. Как могла она опять забыть о его опасном очаровании? Граф стоял слишком близко и, похоже, насмехался над ней. Как она могла вообразить, что этот высокомерный человек может испытывать к кому-то добрые чувства!
— Кэтрин…
Граф произнес это тихим, мягким голосом и в то же время со скрытой угрозой. Кэтрин почувствовала, как по ее спине пробежала дрожь, и она напряглась, словно струна.
— Да? — произнесла она на удивление для самой себя спокойным голосом, мечтая о том, чтобы граф отошел от нее и дал ей возможность пройти. Джули, уставшая от солнца и игр, уже спала у нее на руках, тяжело навалившись ей на шею. Но это совершенно не остановило ее отца.
— Ничего, — произнес граф. — Просто Кэтрин, — неожиданно он наклонился и, прежде чем девушка могла что-либо предпринять, поцеловал ее в пульсирующую на шее жилку, а затем губы его опустились ниже, под платье, у которого почему-то оказалась расстегнутой верхняя пуговица.
Позднее Кэтрин говорила себе, что она не оттолкнула графа только потому, что у нее на руках была Джули. Она доказывала себе, что не запрокидывала голову и не желала, чтобы подольше продлилось блаженное ощущение, которое дарили его нежные губы и горячий влажный язык. А еще она отказывалась признать, что ошеломленно стояла, будучи не в силах произнести ни слова, когда граф тихо засмеялся, ласково потрепал Джули по щечке и с кошачьей грацией спустился вниз по лестнице.