– Войдите.
Вошла миссис Нейгел с подносом, на котором разместились кувшин, чашки и какая-то еда.
– Я взяла у кухарки сдобных пирожков для вас. И молока с чаем, – пояснила она, ставя поднос на столик.
– Благодарю вас, миссис Нейгел, – произнес Маркус, понимая, что с удовольствием съел бы сейчас даже солдатский башмак: его желудок свело от голода.
Тем временем миссис Нейгел продолжала с гордостью говорить:
– Я рассказала о вашем приезде, и все умирают от нетерпения, желая вас увидеть. – Она подняла руку и стала загибать пальцы. – Кухарка, старый Бертрам, Бетти и даже садовник, Грейвз, – миссис Нейгел на мгновение нахмурилась, – хотя он вот-вот будет уволен.
Вздохнув, директор Данн поднялся.
– Я уже говорил вам, миссис Нейгел, правила есть правила, и он не оставил мне выбора.
Маркус убедился, что кое-что все-таки не изменилось: его отец сохранил прежнюю непреклонность.
Экономка вздохнула:
– Ну да, конечно, а сейчас вы должны подкрепиться.
– Спасибо, миссис Нейгел, – прервал ее Урия Данн, – но мы с Маркусом отправляемся в мой клуб отобедать. – Он похлопал себя по животу. – И лучше не перебивать аппетит.
Сообразив, что отец дает ему возможность рассказать о своей миссии в приватной обстановке, Маркус вскочил на ноги и подхватил костыли.
– Да, нога ягненка – мое слабое место! Надеюсь, у вас в клубе по-прежнему искусно готовят это блюдо.
– Как всегда, безупречно, – быстро откликнулся Данн-старший. – Не сомневаюсь, что преподаватели отдадут должное вашим пирожкам, миссис Нейгел.
– О! – на ее добром лице отразилось разочарование. – Я полагала, что вы задержитесь.
В этот момент в комнату стремительно вошла Кэт. Она сменила грязный передник на похожий, но белоснежный и накрахмаленный. Однако ее домашнее платье по-прежнему представляло собой бесцветное и мешковатое одеяние.
И хотя из ее льняных локонов исчезла паутина, пряди, закрученные на затылке небрежным узлом, кое-где торчали как соломинки. Очевидно, что она потратила не слишком много времени на то, чтобы помыться, и вряд ли бросила на себя лишний взгляд в зеркало.
– Надеюсь, вы привели себя в порядок не ради меня, – сострил Маркус.
Фарфоровые щеки Кэтрин подернулись краской, а в дымчато-серых глазах блеснули молнии, но она проигнорировала это замечание и повернулась к директору Данну:
– Нельзя ли коротко переговорить с вами, сэр?
«И зачем только я сострил», – спросил себя Маркус. Он не понимал, почему ее пренебрежение собственной внешностью так его задело? Возможно, несмотря на паутину и отвратительное мешковатое платье, что-то в ней его все же привлекало. И честно говоря, это было удивительно: Маркус всегда предпочитал пышных брюнеток, а не гибких фей с льняными волосами.