– Многие считают, что кинематограф потянулся на Запад ради теплого климата, – продолжал Корбет, наслаждаясь возможностью блеснуть осведомленностью. – Но на самом деле главной причиной было нежелание делиться прибылями от каждого фильма с Томасом Эдисоном. Вы, должно быть, знаете: это его изобретение.
Мэтью кивнул и отпил ледяного темного пива.
– В трех тысячах миль от Нью-Йорка удобнее пиратствовать.
– Вот именно. – Корбет взял из вазочки маслину. Для постоянных посетителей здесь ставили дополнительную порцию маслин. Корбет принимал это как должное. Прожив всю жизнь в Голливуде, он привык к знакам внимания, которые в других местах оказывались только царствующим особам.
– Вот зачем, – продолжил он, – и нужны менеджеры: защищать интересы творцов от произвола владельцев студий.
Мэтью проникся доверием.
– Хочу быть с вами откровенным… Корбет махнул рукой.
– Отец дал мне один полезный совет: не обсуждать дела на голодный желудок.
Он подозвал официанта. Тот мигом принес меню.
– Вы не ошибетесь, если закажете домашний пирог с запеченным цыпленком, – даже не заглянув в карточку, заметил Корбет. – Хотя лично я предпочитаю жаркое.
Мэтью дал себе слово не играть в голливудские игры, однако у него хватило ума сказать:
– Жаркое звучит заманчиво.
Корбет Маршалл не верил в приметы. Тем не менее он был доволен собой и не скрывал этого.
– Ну так что же? – не выдержала Ли, ковыряя вилкой в цуккини по-флорентийски. Замечательная вещь, но нетерпение притупило вкус.
– Что – «что»? – лукаво спросил Джошуа.
Он прямо-таки лучился счастьем! Но сколько можно тянуть? Ли погрозила ему ломтиком хлеба.
– Тебя можно привлечь к суду за применение нравственной пытки.
Джошуа ухмыльнулся.
– Сначала о главном.
Он вытащил из кармана пиджака перевязанную ленточкой коробочку. Ли мгновенно узнала эту голубую, как яйцо малиновки, упаковку: видела у Тиффани. Отец признавал только первый класс во всем и ее приучил к тому же. Он стал развязывать ленточку. Ли замотала головой.
– Ты меня испортишь.
– Чепуха. – Джошуа ласково коснулся пальцем лица дочери. – Принцессу невозможно испортить.
Ли слегка отстранилась. Она пришла к выводу, что люди делятся на две категории: тех, кто стремится к физическому контакту, и недотрог. Тина Маршалл, к примеру, не могла держать руки при себе: они порхали, как изящные птицы, совершая ласковые, поощрительные прикосновения. Не было никакой возможности сохранять дистанцию. Марисса принадлежала к тому же типу. И Джошуа.
А Ли – нет.
– Ох! – вырвалось у нее при виде сережек из черных, с павлиньим блеском жемчужин, таких больших, что трудно было поверить в их подлинность. Но сомневаться не приходилось.