Длинные пальцы окунулись в ее волосы. Изящные, нежные, сладкие. Она дотронулась до его обнаженной кожи, твердых мускулов спины, рук и плеч. Это прикосновение стало настоящим открытием, как будто ее ладони впервые в жизни касались столь немыслимой красоты, словно никогда не наслаждались ни одним творением природы. Он с благоговейным трепетом погладил ее через рубашку, пустив по ее позвоночнику сладостные мурашки. Его руки ласкали ее, разжигая в душе огонь. Его ладони боготворили ее.
– Пенни, ты невероятно красивая. Тебе нравится, когда я тебя касаюсь вот так?
Она выгнулась ему навстречу.
– Будь я кошкой, я бы замурлыкала. Я хочу доставить тебе удовольствие, Николас. Я хочу, чтобы мы оба нашли поддержку.
– Поддержку? – спросил он. – Так вот что это такое?
Она тихо рассмеялась, глядя ему в глаза.
– Да мне все равно, главное – что ты рядом.
– В таком случае, может быть, мы избавимся от этой замысловатой ночной рубашки?
– Избавимся, если ты знаешь, как это сделать.
Он подпер голову рукой и принялся со всей серьезностью разглядывать ее.
– Тебя мой взгляд не смущает?
– Нет, если тебе это нравится.
– Очень нравится, хотя ради приличия тебя можно было бы укрыть лепестками роз.
Никакого стыда она не ощущала, несмотря на то что даже Вильям не видел ее полностью раздетой.
– Нагота куда искреннее. Я хочу искренности, Николас.
На какой-то миг в его глазах заклубилось облако черного дыма, но он тут же улыбнулся ей. Ловкие пальцы взялись за жемчужные ленточки, развязывая их одну за другой. Поймал, потянул – и петля сдается, а ее кожа воспламеняется от каждого его прикосновения.
Она поднялась на колени и позволила ему расстегнуть шелк сверху донизу. Он отодвинулся от нее и окинул ее взглядом. Ей инстинктивно захотелось закрыться руками, но она не стала делать этого, хотя его взгляд походил на прикосновение – чувственный, проникающий под кожу.
– Ты еще прекраснее, чем я представлял себе. – Каждое слово нежно ласкало слух. – Да, я представлял! Нагота тебе к лицу.
Она посмотрела вниз, щеки горели огнем.
– Я всегда считала, что у меня недостаточно большая грудь. Не слишком вызывающий изгиб в вечернем платье получается.
Он насмешливо приподнял брови:
– О, да еще какой вызывающий! И без платья тоже. Но я все же сумел вогнать тебя в краску, моя искренняя Пенелопа! Не двигайся!
Она сидела тихо-тихо, пока он сгребал с кровати белые лепестки. С невероятной сосредоточенностью он принялся рассыпать их по ее коже, вырисовывая райское кружево. Лепестки скользили вниз, задерживаясь на плечах и груди. Соски съежились от его прикосновений, между ног стало горячо.