Он впервые наблюдал этот разгоревшийся от поцелуя зари ледяной пожар, когда ему было одиннадцать, по пути в Морицбург: над покатыми лугами долины реки Вин на утреннем горизонте полыхали горы. Лицо его матери озарилось радостью. В тот самый миг он понял, что она никогда не любила Англию и оставила своего мужа без сожалений в сердце. Его родители больше ни разу не виделись.
Но теперь сожаление день и ночь преследовало его, отравляя существование и затуманивая разум. Скорбь по Ларсу, по всем тем, кто отдал за него свою жизнь. Грубоватый и умный Ларс никогда уже не увидит объятых предрассветным пожаром Альп. Ларс мертв. Это была одна из его самых больших слабостей – можно сказать, фатальная для принца слабость: Николас не мог смириться с тем, что люди жертвовали за него своими жизнями.
И вот теперь он шаг за шагом ведет Пенни прямо в пасть льва. Если он потерпит неудачу, если хоть раз оступится, она попадет прямиком в лапы Карла, а от самого эрцгерцога Николаса останутся одни воспоминания – беспомощные и никчемные, как обдувающий ледяную пустыню ветер. Птица завела свою песнь, посылая через горы и долы холодную мелодичную молитву, болью отозвавшуюся в его груди. Мужчины умирают, женщины страдают, чтобы принцы получили власть. Но если принцы не оправдают священного доверия, кто встанет у руля? Толпа? Выскочки, которые довели Францию до террора?
– У меня нет слов, – прозвучал у него за спиной голос Пенни. Похоже, она все еще дулась на него. – Я даже представить себе такого не могла. Ничего удивительного, что Раскалл-Холл кажется тебе таким жалким и ничтожным.
Он повернулся к ней. Солнце позолотило ее волосы, щеки стали розовыми. Она подняла руки, словно пыталась поймать яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь высокие облака. Потоки света расплавленным золотом горели в ее ладонях. Голод по этому яркому свету просочился в его кровь, разжигая желание, которое он сдерживал столько дней.
Она опустила руки и посмотрела на него, полыхая в лучах рассвета, у ее ног раскинулась радуга полевых цветов. Он был не в силах скрыть своей страсти и знал, что она написана на его лице так же, как в ее широко распахнутых глазах и на полыхающих щеках.
– Цветы, – проговорила она. – Хорошо, хоть не белые розы. – Она развернулась и побрела прочь.
– Не убегай от меня! – крикнул он ей вслед.
– Да как ты смеешь? – остановилась она. – Как ты смеешь?! Обвинять меня в том, что я убегаю от тебя! Мы уже несколько дней в пути. Если наша миссия провалится, меня ждет куда более жестокая судьба, чем тебя. И все же, невзирая на то что мы пережили, ты обращаешься со мной, как с парией. Это ты трус!