О Сибири Дарья слышать не хочет
– Бог пожалеет… В русскую землю лягу…
– Вдолбила себе… Съедят нас, что ли? Такие же люди, как мы.
– Язычники, пням молятся.
Заладила – поганская-де сторона, отпеть некому. Харч дорожный ей противен, голодом себя морит.
– Дуришь, матушка! Поешь-ка щей, наваристы Конечно, разносолов нет, да простая еда здоровее, в ней амброзия – ведаешь? Сто лет проживёшь.
Варево жидковато, мяса лоскут мизерный. Один Сашка почуял мифический эликсир, уплетает за обе щеки. Амброзией, сказывал отец, Геракл вскормлен.
Менее всего заботит Данилыча судьба рубина. Если в реестр не попал камень, так уворован. Быть не может, чтобы фискалы проглядели, – лежал в комоде венецианской работы, в ящичке слева, верхнем. Миновал казну, и Бог с ним, – Петрушка – вертопрах – употребил бы на прихоть глупую. Забыть прошлое, – твердит себе арестант, забыть роскошь, стереть скорбную морщинку, рассекшую чело. Гистория учит – персоны великие и в несчастьях велики. Отнятое не вернуть, также и седина велит покориться, попечение иметь токмо о чести, о здравии своём и фамилии.
Дарья съела две ложки и замотала головой. Данилыч на колени встал, взмолился.
– С тобой и я зачахну. Битте, пупхен!
Гипохондрия жестокая, декохты, оставленные врачом, бессильны. Жалеет сестру, оплакивает участь детей. Что их ждёт в Сибири? Родители за грехи страдают, а они-то невинны, бедные.
Крючок ест с солдатами, но иногда садится за княжеский стол. «Пардон» выговорит – и больше ни звука от него, жуёт сосредоточенно, будто уносится мыслями в некую даль, а на деле слушает беседу, которую князь не обрывает, старается сдобрить шуткой. Назло Крючку… Слуги сказывают, он к дверям прилипает ухом, неймётся ему…
Похоже – все желания его устремлены к одной дели. Околдовал чёртов рубин. Обиняком, не называя сокровище, выспрашивает челядь. Его явно раздражает благодушие арестанта – хитёр-де светлейший и доволен, что ловко спрятал камень, гордится хитростью, торжествует.
Внезапно, ни с того ни с сего лейтенант грубит – поди, с расчётом, дабы вызвать на противность, на буйство. Мечтает, небось, отвести в застенок, приторочить к дыбе. Напрасно ищет повод… Данилыч осаживает недоумка вежливо, не повышая голоса. Цепь на случай буйства арестанта у стражей имеется, но пребывать ей втуне.
Надзирателю странно – государственный преступник, да ещё опаснейший, за многие вины осуждённый, но с утра гладко выбрит, напрыскан ароматами, одет в атлас либо в узорчатое дорогое сукно. А приличнее бы ему быть в лохмотьях, униженным. Неприятно Крючку, что арестант снискал симпатии солдат, слуг – приветливостью, разными глаголами.