Норманны в Византии (Ле Ру) - страница 27

День склонялся к вечеру. За высокими куполами большого дворца постепенно пряталось солнце; косые лучи его скользили по крышам Буколеона, золотили снасти бесчисленного множества судов, стоявших в водах Босфора, и тонул в колеблющихся волнах последнего.

Остановившись у балюстрады, Ирина стала любоваться морем.

Неподвижный в жаркие часы дня, Босфор терял свое спокойствие, делавшее его воды похожими на лазурный, огромный мост.

Вечерний ветерок давал им жизнь, которая, как казалось Ирине, пробуждалась и в ее душе.

Эту жизнь вызывал в ней голос полный веры и грусти, говоривший о чем-то постоянном, что не гаснет, как веселье и радость, переживает смерть и сливается с вечностью.

С горячим порывом, вырвавшимся, как вздох, из ее груди, она спросила:

– Кто это поет?

Наклонясь через балюстраду, Евдокия отвечала:

– Песня мужественна, и певец очень красив! Троил, мой друг, пойди узнай у воина, который стоит на часах, за какое преступление выставлены эти два человека к позорному столбу.

Услужливый молодой поклонник ловко сбежал по лестнице, рассчитывая произвести на Евдокию впечатление своей любезностью и элегантностью, причем его плащ красиво развевался.

Все внимание Евдокии было поглощено, однако же, двумя воинами; она и не заметила, как энергично растолкал Троил толпу зевак, которая собралась вокруг осужденных. Как ребенок, горела она нетерпением удовлетворить свое любопытство и крикнула с балкона Троилу:

– Кто же они такие?

– Норманны…

– Они украли?

– Убили.

– Их заклеймят за это?

– Им отрубят головы.

– Когда?

– Сегодня, после захода солнца.

Евдокия всплеснула руками и, обратясь к подруге сказала:

– О Ирина, посмотрим на их казнь… Говорят, что они с удивительным мужеством подставляют головы под топор и улыбка блуждает на их мертвых губах!

– Несчастные! – прошептала Ирина. – Они умрут так далеко от родного края. Пойдем, скажем им несколько ласковых слов.

Она первая спустилась с лестницы и направилась к тому, чей голос еще звучал в ее душе. Сопровождавшее ее общество, толпа народа и даже Харальд, который сидел у другого столба, скрылись для нее из вида; она шла прямо к Дромунду, так же легко и свободно и почти так же бессознательно, как в сладком сне.

Подойдя поближе, она пристально на него посмотрела. Вся фигура его и лицо выражали полное спокойствие. Могучие руки были сложены на груди, сдерживая ее дыхание, как берега сдерживают бурные волны. Шлем еще увеличивал его высокий рост, а в глазах, светлых как скандинавское море и устремленных вдаль, сквозили видения рая.