Затем он посмотрел на нее. Яркий свет из окна высвечивал каждую морщинку на его измученном лице, каждую серебристую нить в его темных волосах. Казалось, он не спал всю ночь. Прежнее возбуждение сменилось угрюмым отчаянием.
В его глазах опять светилось безумие.
Его лоб был влажным от пота, а губы скривились в мрачной усмешке. Он взглянул сначала на книгу в руке Марии, а затем ей в глаза.
– Что вы, черт побери, собираетесь делать? – грубо спросил он.
– Пора заниматься, ваша светлость.
– Идите к черту.
Он ударил по чернильнице, пролив чернила на руку, т затем опять повернулся к девушке.
– Нет нужды напоминать мне о моих обязанностях, мисс Эштон. Я сам все прекрасно знаю. Моя бабка вчера очень искусно напомнила о них. Никому еще не удавалось взять верх над вдовствующей герцогиней.
– Почему вы сердитесь, – спросила она. – Если вы действительно любили…
– Любил? – усмехнулся он. – Конечно, я любил Лауру. А как же иначе? Она великолепна. И богата. И такая хрупкая, что я могу раздавить ее одной рукой.
Он с такой силой сжал кулаки, что побелели суставы пальцев.
– После моего ранения Лаура всего один раз приезжала в Торн Роуз. Она плакала и на коленях умоляла отца избавить ее от брака с «чудовищем». Он взял книгу из рук Марии и кинул ее в стену. – В радости и горе. В здравии и болезни, мисс Эштон. Обычные клятвы обычных людей. Но не для аристократов.
Откинувшись на спинку стула, он смотрел, как Мария пошла подбирать книгу. Она почти физически ощущала его взгляд.
– Скажите, почему вы не вернулись в Хаддерсфилд с Джоном Рисом? – нарушил молчание Салтердон.
Мария стерла с книги несуществующую пыль.
– Я не люблю его.
– Он вам нравится. Разве этого недостаточно?
– Нет.
Он рассмеялся и с неожиданной яростью посмотрел на девушку. Его слова сочились ядом.
– Ох уж эти плебейские представления о вечном счастье. Скажите, мисс Эштон… Мария… что для вас означает слово «любовь»?
– Жертвенность, сострадание, понимание. Беззаветная преданность. Созданный двоими мир. Счастье, умножаемое общими мечтами. Это такая искра… вот здесь, – она слегка коснулась своей груди. – Страстное желание, чтобы исполнились заветные мечты любимого человека. И эта искра никогда не гаснет, с годами разгораясь все сильнее.
На мгновение Салтердон опустил глаза. Лоб его разгладился, губы приоткрылись.
– Наивный ребенок, – ласково произнес он и взял ее за руку. – Ты веришь в волшебные сказки.
Она отстранилась. Щеки ее пылали.
– Не прикасайтесь ко мне. Пожалуйста. Никогда больше не прикасайтесь ко мне. Мне и раньше не следовало позволять вам это делать. Не знаю, о чем я думала. Единственным оправданием может служить то, что я испытывала огромную радость и воодушевление от вашего быстрого выздоровления. И поэтому позволила вскружить себе голову. Но я этого не хотела. Я совсем не за этим приехала в Торн Роуз.