Повернувшись, Мария вышла из комнаты на балкон. Ветер завывал в переплетениях цементной балюстрады, иголками впиваясь в открытые участки тела. До нее доносились гневные голоса.
Завтра она уедет. Положит в убогий маленький чемоданчик свои два платья, рваные туфли и вернется в Хаддерсфилд. Она просто больше не может здесь оставаться. Постоянно сталкиваться с мстительной жестокостью отца все же лучше, чем каждый день видеть любимого герцога Салтердона.
Громкое и сердитое восклицание заставило ее повернуться и броситься к двери. Сердце ее замерло.
В комнату вошел лорд Дансуорт с дочерью. Лаура, не отрывавшая изумленного взгляда от Салтердона, была на грани обморока. Ее тонкие пальцы судорожно вцепились в руку отца.
– Боже, что все это значит? – в голосе Дансуорта было столько ярости, что казалось, стены комнаты обрушатся на них. – Обманщики! Вы задумали ввести в заблуждение мою дочь и выдать замуж за… за… ты только посмотри на себя!
– Я тебе говорила, папа, – всхлипывала Лаура у него на плече. – Он зверь, чудовище…
– Нет, Лаура! – ворвалась в комнату Мария. – Не зверь! Не чудовище! Просто человек, который устал от своих бесчисленных обязательств. Поверьте, его светлость хороший и добрый человек, а оказался в таком ужасном положении только потому, что не хочет причинить боль ни вам, ни бабушке. Я была бы счастлива оказаться на вашем месте.
Несколько секунд Лаура непонимающе смотрела на нее полными слез глазами, а затем губы слегка приоткрылись – она все поняла.
– Надеюсь, вы поняли, миледи, – тихим голосом добавила Мария.
– Я хочу немедленно видеть герцогиню, – взорвался Дансуорт.
– Черта с два, – ответил Бейсинсток.
– Неужели? – раздался из-за их спин голос герцогини, и все обернулись.
Тяжело опираясь на трость, она вошла в комнату. Слова ее были обращены к Клею, но взгляд не отрывался от Салтердона.
– Я всегда знала, что вы неисправимые фантазеры и выдумщики. Вы уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что я с пеленок знала каждое движение любого из вас. Вы могли обмануть кого угодно, только не меня. Но в этот раз… я просто не знала, в своем ли я уме. Собственное горе не позволило мне понять, как далеко может зайти его светлость, не теряя шансов унаследовать мои деньги. Какой трудный выбор мне предстоит сделать.
– Выбор? – рявкнул Дансуорт. – О каком выборе, вы, черт возьми, говорите?
Остановившись у рояля, она осторожно положила руку на инструмент и снова посмотрела на Салтердона.
– Выбор между чувством и долгом, Дансуорт. Между свободой и проклятой удавкой ответственности, которая с рождения сдавливает нашу аристократическую шею.