– Я бы не торопился писать об этом, – внезапно раздался голос у нее за спиной. Она вздрогнула от неожиданности и резко выпрямилась, уронив на землю перо и бумагу.
Тадеус прислонился к искривленному стволу старого вяза и заложил большие пальцы рук за пояс брюк.
– Теперь ему лучше, но в любой момент он может вернуться к прежнему состоянию, – он прищелкнул пальцами. – Так уже бывало раньше. Ему немного нужно, чтобы опять отключиться.
Тадеус постучал пальцем по лбу.
– Ее светлость слишком стара для такого количества разочарований.
– Я надеюсь убедить его, что искренне хочу ему помочь, – нахмурилась Мария.
Тадеус опустился на одеяло рядом с ней и взял в рот зеленый стебелек.
– Он никогда не проявлял особого уважения к родне и знакомым. По крайней мере, в эти пять или шесть лет, что я работаю у него. Он считал себя хозяином этого мира по праву рождения. В десять лет он стал герцогом. Его родители утонули у берегов Африки. Акулы растерзали их тела прямо на глазах у сыновей, – Тадеус немного помолчал, глядя на поросшие вереском холмы. – Думаю, такое не проходит бесследно для ума и сердца. Кстати, о сердце. Много разбитых сердец ты оставила в Хаддерсфилде?
– Разбитых сердец?
– Влюбленных парней. Ухажеров. Держу пари, их было не меньше дюжины, таких же красивых, как ты.
Она покачала головой, глядя на прыгавшего по ветке желтогрудого зяблика. Тадеус опять пытался ухаживать за ней, и на этот раз более настойчиво. Он принял ванну, надел чистые брюки, ботинки его сияли. Даже неопытный глаз Марии заметил в нем изменения, которые про исходят в мужчине, когда он ухаживает за женщиной, Что-то такое во взгляде: он стал нетерпеливым и страстным, почти голодным. Один или два раза она замечала подобное выражение в глазах Джона, пока он не спохватывался и не напоминал себе, что вся его любовь должна быть обращена к Богу. Таким же становился взгляд Пола, когда он говорил о жене кузнеца, сломавшего ему позвоночник.
Ей не доставляло никакого удовольствия наблюдать за чувствами, отражавшимися в бледных глазах Тадеуса. Одна мысль о них бросала ее в дрожь, вызывала в памяти вид обнаженного тела, извивающегося поверх тела Молли, и то, что ни один изгиб ее собственного тела не оставался тайной для него.
– Его светлость может проснуться в любой момент, – заявила она, протянув руку, чтобы поднять перо и бумагу.
Пальцы Тадеуса ухватили ее за подбородок. Молодой человек принялся внимательно разглядывать ее лицо.
– Тебе не надоело все время говорить только о нем?
– Это моя работа. Меня наняли, чтобы я заботилась о нем. Ты что-нибудь слышал об ответственности?