— Что за вопрос.
— Отлично. Свернешь туда. Иди посередине мостовой. Там машины не ходят. Затем налево, на Торговую. Не доходя пожарки, перейди на правую сторону, сбавь шаг до самого малого. Мне надо, чтобы ты от угла Матросской до десятого дома шел не меньше трех минут. Перед десятым домом на стене укреплено табло «Берегись автомобиля». Заходи под арку. Понял?
Быстро собравшись, Андрей вышел из дому и сразу засек, как от квасного ларька к калитке лениво двинулся высокий парень в джинсах и красной майке с рукавами. Голову его прикрывала черная кепочка спортивного покроя. Он держал руки в карманах, смотрел в стороны, но во всей его фигуре ощущалась напряженность.
Андрей не пошел к калитке, а сразу свернул за угол дома, чтобы выйти в Аксаковский переулок через ворота у бойлерной. Его маневр привел парня в джинсах в замешательство. Он мгновенно утратил показную неторопливость, быстрым шагом вошел во двор и двинулся за Андреем. Сомнений не оставалось: это «хвост».
Андрей шел медленно, не торопясь, не оглядываясь. Знал: Катрич держит «хвост» и не выпустит его из виду.
Впервые со дня возвращения в родной город Андрей шел по центральной улице, имея возможность вглядеться в облик нового времени. На ступеньках подземного перехода сидели нищие — какие-то цыганского вида старухи с изможденными черными лицами. Рядом, спеленутые в тугие кульки, лежали сонные младенцы. Чтобы они не вякали, не просили есть и пить, их, должно быть, предварительно пичкали транквилизаторами. Прохожие большей частью безучастно проходили мимо, хотя кое-кто задерживался и от щедрот своих или великой наивности бросал на разложенную тряпицу смятые бумажки. Вдоль бровки тротуара, сужая и без того неширокий проход, возвышались «комки» — разномастные лавки — пивные будки, газетные киоски, керосиновые ларьки — теснились один к одному, придавая центральной улице жалкий вид. Так, должно быть, выглядят разорившиеся господа, еще надевающие перед выходом в город цилиндры и фраки, но уже не имеющие ничего, кроме штопаных джинсиков. И это уродство никого не задевало, не беспокоило даже главного архитектора города, который в былые времена строго требовал убрать с проспекта металлические урны, поскольку они «не вписывались в облик города, вступившего в фазу развитого социализма».
Миновав главную часть проспекта, Андрей свернул в узкий, похожий на щель, переулок, кем-то остроумно названный Привольным. Очень хотелось обернуться и посмотреть, не отстает ли «хвост». Однако он поборол искушение, понимая, что это может порушить замысел Катрича.