Прочитав полученную от воеводы Бориса грамоту, спафарий Василий надолго задумался.
В Болгарии он находился не первый раз: приходил на эту землю с яростью в груди и оружием в руках как враг, бывал при дворце болгарских царей в качестве почетного гостя, щедро расточавшего лесть и дорогие подарки. Поэтому он неплохо знал и блестящих придворных вельмож, и лучших болгарских военачальников. Среди последних ему был известен кмет Младан, с которым судьба заставляла Василия встречаться и на поле брани с обнаженным мечом в руках, и за праздничным столом с поднятым заздравным кубком. Однако он всегда знал болгарского кмета как непримиримого противника Византии и последовательного сторонника Руси, с которой у того были связаны все надежды на лучшее будущее своего народа. Не происходило ни одной битвы с Византией, в которой не участвовал бы Младан с дружиной, в боях с империей сложили головы его отец и два брата, меч легионера Нового Рима три года назад лишил кмета руки, превратив его в калеку. Сообщение воеводы Бориса, что Младан не только не поддержал русов и не выступил с ними против империи, но даже сознательно подставил под удар и возможную гибель значительный их отряд, заставило Василия серьезно призадуматься над полученным посланием.
В надежности и достоверности сообщения Бориса спафарий не сомневался нисколько: он имел на это веские причины. Дело в том, что византиец, муж дочери Бориса, являлся племянником Василия. За те несколько лет, как он приобрел новых родственников из Болгарии, далеко не глупый спафарий приложил немало сил, чтобы как можно лучше постичь истинную сущность болгарского воеводы. Вначале он отметил бросавшиеся в глаза жадность и тщеславие Бориса, а в конце концов смог обнаружить в его характере главное для себя: непомерно раздутый эгоизм и тщательно скрываемую зависть ко всем, кто стоит выше его по знатности рода или достигнутому служебному положению, в первую очередь к кмету Младану.
На этих слабостях воеводы стал осторожно и умело играть спафарий, стремясь в будущем сделать из Бориса послушную в своих руках куклу. При каждом удобном случае он возносил до небес ум, храбрость и всякого рода действительные и мнимые заслуги Бориса. Сокрушался, отчего они до сих пор по достоинству не оценены ни кметом, ни при царском дворце, возмущался, почему другие воеводы, сделавшие для Болгарии гораздо меньше Бориса, занимают в иерархической лестнице куда более высокое положение, чем он. А с появлением у воеводы внука Василий смог влиять и на его дедовские чувства: постоянно восхищался малышом, засыпал его дорогими подарками, сулил тому при византийском дворе блестящую карьеру, обещая в этом собственную помощь. Неудивительно, что уже через несколько лет Борис стал горячим поклонником империи и служил Василию не за страх, а за совесть.