— Готово, — сказал он, обращаясь к Юрию Петровичу, который, чихнув с наслаждением, вытирал платком губы. — Ответ сходится. Но ведь способ не так важен. Важен результат.
— Напрасно так думаешь, — возразил Юрий Петрович, заталкивая в карман платок. — За такую философию я бью. И бью крепко.
Олег в недоумении поднял брови.
— Освоишь правильные способы, остальное придёт само собой, — пояснил Добровольский и вдруг заявил неожиданно: — Кажется, ты близко у цели. Неплохо усвоил идею столбов и канатов. Я не сомневался в твоих способностях, но не думал, что ты так быстро, как кошка, будешь карабкаться по столбу…
На кафедру вошёл мужчина с портфелем. Совершенно седой и с черным, как у негра, лицом. Следом за ним — два студента. Олег закрыл тетрадь и поблагодарил Юрия Петровича за помощь.
Последние слова подействовали на Осинцева ободряюще. Он почувствовал себя увереннее. Прибавилось энтузиазма. Старательный, словно бобр в сезон своей бобриной страды, когда готовит жилище к зиме и выносливый, как верблюд, он не знал усталости. Работал днём и ночью. Нередко по 18 — 20 часов в сутки. Студенты, которые жили с ним в общежитии в одной комнате, не видели, чтобы он отдыхал. Они не видели, когда он спал. Как бы поздно ночью не появились и рано утром не вставали, всегда он сидел за столом, шелестел страницами учебников. Читал и писал. Тёр пальцами лоб и глаза и снова читал и писал. На столе всегда стакан крепкого чая. Осинцев любил крепкий час с сахаром и сдобной булкой. Пил чай и снова работал.
Упорный труд принёс свои плоды. Осинцев вошёл во вкус. Упражняясь в задачах с замысловатыми фигурами и доводя их до конца одну за другой, он испытывал азартное удовлетворение, подобное тому, какое испытывает, войдя во вкус, новичок в рыбной ловле, когда начинается хороший клёв. Добровольского на лекциях стал понимать с полуслова. Вскоре отличился и на практических занятиях. С примерами, которые предлагались студентам в дни контрольных работ, справлялся быстрее всех.
За неделю до начала зимней сессии произошло странное событие. Это событие было приятно Олегу. Но случилось так неожиданно, что сначала не столько обрадовало, сколько удивило его.
Осинцев иногда заглядывал в читальный зал библиотеки. Просматривал свежие газеты и журналы, чтобы не отстать от жизни. Не часто позволял себе такое удовольствие, и уж если позволял, то как говорится, крутил на всю катушку. Соберёт у библиотекаря почти всё, что у него осталось, обязательно спросит «Известия», «Неделю», «Знание-сила», «За рубежом», «Вокруг света», «Крокодил» — свои любимые издания. И пока все не просмотрит, не оторвётся. Эта черта, наверно, передалась ему по наследству от деда Иллариона Васильевича. Тот точно такой же. Редко топит свою баню, почерневшую от времени и копоти, но уж если доберётся, то парится и моется до цвета раскалённого железа. Не попустится, пока не выстудит весь пар и пока есть в котле вода.