Эвелин повернулась и увидела своего брата Уэрина, стоявшего в дверях. Она не знала, когда он вошел, но, судя по его грозному взгляду, он все слышал. Медленно поднявшись со скамьи, троица направилась к дверям в кухню. Он посмотрел им вслед, затем повернулся к своей подавленной сестре:
– Эви, не разрешай им лезть к тебе. Ты очень красивая, выглядишь как принцесса! И никакая ты не черника.
В его глазах было беспокойство – он, видимо, понял, что говорит недостаточно убедительно. На какой-то момент Эвелин даже понадеялась, что Уэрин будет и дальше настаивать, но он лишь печально вздохнул.
– Ты не знаешь, где отец?
– Ушел наверх с мамой, – ответила Эвелин, затем, подмигнув, добавила: – Для обсуждения методов, которыми она сможет отвлечься от моего отъезда.
Уэрин вскинул брови и ухмыльнулся, поворачиваясь к двери.
– А, ну если они вернутся в ближайшее время, передай отцу, что мне надо поговорить с ним. Я буду на спортивной площадке.
– Хорошо. – Проводив его взглядом, Эвелин опустила глаза и посмотрела вниз, на служанку, стягивавшую подол ее платья. – Что ты думаешь, Рунильда?
– Мне кажется, нужно собрать еще немного на плечах, миледи. Там чуточку разболталось.
Выворачивая шею, Эвелин тщетно пыталась рассмотреть плечи. Ей гораздо проще было увидеть пышную грудь, округлый живот и бедра, казавшиеся слишком широкими в этом платье. Вспомнив слова Юнис о чернике, Эвелин вдруг заметила, что ткань, которую она так долго выбирала, утратила в ее глазах все очарование, и она представила себя действительно большой ягодой с торчащей, как черенок, головой.
Эвелин с грустью ощупала себя, понимая, что даже самый изящный материал не способен превратить страшную толстую курицу в лебедя.
– Миледи, позволите капельку поправить наверху? – спросила Рунильда.
– Да, конечно. – Выпустив ткань из рук, Эвелин расправила плечи. – И в талии собери, а лишнее отрежь.
– В талии? – удивленно переспросила служанка. – Но тут же все идеально подходит!
– Сейчас – да, – согласилась Эвелин. – Но к свадьбе, клянусь, я сброшу пятнадцать, а может быть, и тридцать фунтов. Тогда платье уже не будет так сидеть.
– О, миледи, – с беспокойством сказал Рунильда, – не думаю, что это хорошая идея…
– Делай, как я говорю, – твердо ответила Эвелин, спускаясь с возвышения на пол. – Ко дню свадьбы я похудею на тридцать фунтов, и это мое последнее слово. Хоть раз в жизни я стану красивой, стройной и… изящной. Пэн де Джервилл будет мной гордиться.