– Что ты сегодня хочешь от меня, воробышек? Ты не спускаешь с меня своих голубых глаз с самого обеда.
– Ты должен мне кое-что объяснить, мальчик.
Он нахмурился, но сел ко мне на кровать. Он взял мою руку в свою, повернул вверх ладонь, поглаживая ее. Другой рукой он коснулся моей шеи и провел вниз до груди, лаская ее под свитером.
– Не пытайся отвлечь меня. Сейчас это не поможет.
– Жаль.
– Что ты рассказывал Мэттью о себе? О том, как рос в Дандерри?
Он лег со мной рядом, заложил руки за голову.
– Он знает, что я был беден, что работал на твою семью. Он знает, что я уехал после того, как умер мой отец.
– Ты никогда не говорил ему, как умер твой отец. Он должен узнать. Пойми, это неизбежно.
Он опять сел. Тишина. Напряжение росло. Он на несколько минут закрыл глаза, и, когда открыл их, в них была такая усталость.
– Я хотел, когда он был маленький. Хотел, когда он стал старше. Я сто раз собирался рассказать ему об этом, и всегда что-то останавливало меня. Сначала я решил, что он слишком мал. Потом он стал старше, но ему и так было трудно. Его дразнили за то, что у него нет настоящих родителей. Впрочем, было и подходяее время. Я его упустил. Но, честно говоря, мне не хотелось ему говорить об этом. Я боялся все испортить.
– Скажи ему правду сейчас. Объясни, почему так долго молчал, так, как ты сейчас объяснил это мне, – он поймет. Такую огромную любовь не просто разрушить.
– Он будет жалеть меня, – твердо сказал Роан.
– Нет, он будет сочувствовать тебе. Это разные вещи.
– Может, он и не воспринимает меня как настоящего отца, но он всегда смотрел на меня снизу вверх. Я не могу допустить, чтобы он жалел меня, – упрямо повторил Роан. – Или – чтобы его смущала фамилия Салливан.
– Вот чего ты больше всего боишься. Брось, Роан. Он никогда не отречется от тебя. Роан сердито повернулся ко мне.
– Стало быть, после всех этих лет молчания ты хочешь, чтобы я заявил ему: “О, между прочим, я вышиб своему старику мозги, когда застукал его на Клер. Он уже сорвал с нее почти всю одежду”.
– Что же, если ты выбираешь такую форму, пусть так.
– И заодно сообщить ему, как семья, которую ты пытаешься заставить его полюбить, выставила меня из дома, потому что не могла больше вынести в своем доме никакого Салливана?
– Да – сказала я, вся дрожа. – Скажи ему, как это было, и мы будем с этим справляться.
– Ты считаешь само собой разумеющимся, что все будет отлично. Это роскошь, которую ты себе можешь позволить. Я не могу.
– Ты должен сказать ему правду. Все прочее – это извинение для самого себя.
– Ты считаешь меня эгоистом? – возразил Роан. – Думаешь, что я беспокоюсь лишь о своей чертовой гордости?